— Знаешь же, что не отстану, да и руку нужно обработать.
— Да отвали ты! — зло кричит парень, снова открывая глаза и приподнимаясь, — Какого х** приперся?
— Мотоцикл видел свой? — делаю вид, что не слышал его слова, замечаю вполне осмысленный взгляд. Парень пытается вспомнить. Явно в голове полная муть.
— Чего тебе надо, Макс? — наконец, спрашивает, садится на диване, хватаясь за голову.
— Вадим, я же сказал, что не уйду, — встаю перед ним и демонстративно швыряю бутылку о плиточный пол.
Та разбивается, разбрызгивая виски вокруг. Осколки летят по сторонам.
— Придурок, — провожает взглядом стеклянные куски Вадим.
— Поговорим после того, как помоешься и обработаешь руку, — указываю на ободранную конечность Вадима и делаю шаг в сторону кухни, — У тебя десять минут, пока сварю кофе и яйца пожарю. Какие кулинарные жертвы ради тебя.
Ухожу, надеясь, что парень пришел в себя. Заглядываю в холодильник, в котором кроме замороженной пиццы вообще ничего нет. Вадим проходит по коридору и скрывается в ванной. Оттуда вскоре слышу шум воды и облегченно вздыхаю, сую пиццу в микроволновку.
Наконец, выходит, кутаясь в белый халат, садится за кухонный стол.
— Баба? — ставлю перед ним большую чашку с крепким кофе и отрезаю кусок пиццы.
— Баба, — соглашается он, делая большой глоток горячего кофе.
— Первый раз, что ли? — сажусь напротив, тоже отпиваю из своей чашки.
— Эта, первый, — неохотно признается парень.
— Надо же, даже мотоцикл ради нее чуть не угробил, — усмехаюсь, но встречаю злой взгляд Вадима и скрываю улыбку.
— Много ты бл**, понимаешь, — шипит он, отодвигая кружку.
— Я?! Да побольше тебя, — смотрю ему в глаза, ведем молчаливую дуэль.
— Что случилось? — задаю этот вопрос, потому что вижу, как Вадим успокаивается, и думаю, что готов к диалогу.
— Обидел я ее, — неохотно признается он.
— Сильно.
— Кровно, — печально усмехается он.
— И что, а прощения попросить?
— Эта не простит.
Сидим, думая каждый о своем. Вспоминаю Варю и ребенка, что она назвала моей дочерью. Интересно, а меня бы простили? Я не знаю, как у женщин эта система работает. Система прощения. У мужиков все просто, там нет такого как прощение. Ты или в морду даешь, так чтобы зубы выпали и кровь во все стороны, или общаться перестаешь, даже если вина не доказана. Только другу можно многое простить и то не все. Предательство не прощается, подлость тоже, а остальное ерунда.
— Собирайся, поехали, — встаю из-за стола, — Тебе нельзя сейчас одному быть. Наш разговор не окончен, а у меня там... Короче, познакомлю тебя кое с кем.
— На хрена? — снова закрывается Вадим.
— А вот у нее и спросим, что можно простить, а что нет. А вечером ты мне расскажешь, что за фея у тебя там такая, что мотоцикл твой в тыкву превратила.
Вадим усмехается, но идет переодеваться, закидывая на ходу кусок пиццы, а я смотрю в его широкую спину, на руки, забитые татуировками. Потерялся парень совсем, вытаскивать надо. Только вот себе бы тоже помочь не помешало бы.
Глава 7
Горничная проводила меня в красивую комнату на втором этаже. Пудровые шторы, кремовый ковер на полу с высоким ворсом. Широкая кровать под атласным покрывалом в цвет штор. Выходи на широкий балкон, что тянулся по всему второму этажу. Мебель, покрытая белым глянцем, большой шкаф, туалетный столик.
Первым делом я раздела Ваську, стягивая с нее комбинезончик. Со вздохом посмотрела на наполненный подгузник. Один я сменила еще в приемной Максима Эдуардовича, больше запасного у меня с собой не было. Я не собиралась с дочкой провести целый день вне дома.
Васька проснулась и, пуская слюни, сучила ножками. В комнате было тепло, уютно. Кровать такая удобная и большая, что я прилегла рядом с дочкой, перебирая ее маленькие пальчики. Поцеловала каждый синеватый ноготок, прижалась к губам, к щечкам. Как же я люблю мою девочку, она все для меня, вся моя жизнь. Я сделаю ради нее все что угодно, и если есть возможность ей помочь, ни за что не откажусь. Да, нам обещали операцию в кардиологическом центре, если я оплачу ее или дождусь очереди на квоту. Но и там и там нас поставят в очередь только после оплаты, а я не хочу рисковать даже одним днем. Пока моя пуговка ждет операцию, все может случиться, а тут такой шанс. Если Максим нас не обманул, то завтра мы попадем на прием к кардиологу, а это шанс, большой шанс ускорить операцию.
Положила подушки рядом с дочкой, чтобы она не могла скатиться с кровати и побежала в ванную. Нужно было помыть грудь от просочившегося молока и попробовать покормить Ваську. Дочка ела часто, но немного. Ей не хватало сил полноценно сосать грудь долго. Поэтому приходилось кормить ее чаще.
Вернувшись, я села в удобное кресло-качалку, подложив под спину подушку с кровати, и устроила Ваську на груди. Дочка чмокая маленьким ротиком быстро нашла сосок и потянула молоко, часто отрываясь и делая короткие вздохи. Я уже давно перестала плакать, когда видела это. Раньше каждое кормление превращалось для меня в пытку. Я не могла без слез смотреть, как Василиса ест, захлебываясь молоком и часто прерываясь, чтобы набрать воздуха. Даже это усилие требовало от моей девочки кучу сил, что же говорить о том, когда она начнет ползать, ходить, если, конечно, доживет до этого времени.
Когда у тебя больной ребенок весь остальной мир как бы перестает существовать. Ребенок занимает весь центр твоей вселенной, ты живешь ради него. Ради того, чтобы он жил. Создаешь ему условия для жизни, комфортное существование, но одно ты сделать не в силах. Вылечить ребенка, забрать его болезнь себе. И понимание того, что ты мать и ничего не можешь сделать, медленно тебя разрушает. Только надежда, вера в медицину, в помощь, вот что поддерживает тебя.
В дверь постучались и вошла женщина, что встречала нас с Васькой.
— Там привезли вещи для ребенка, я распоряжусь, чтобы подняли в комнату? — улыбаясь спросила она, бросая заинтересованный взгляд на Ваську, которая наблюдала за ней.
— Да, конечно, мне как раз нужно поменять подгузник, — обрадовалась я и вскоре удивленно хлопала глазами, когда в комнату начали выгружать покупки.
Я слышала разговор Макса со своим секретарем, но не думала, что та подойдет так ответственно к заказу. Здесь было все! Начиная с обалденно красивой детской кроватки для девочки и заканчивая выбором сосок. Кроватка с воздушным розовым балдахином над ней, словно зефирка. Внутри постель, маленькая подушечка, все в розовом с белыми бантами и лентами. Несколько комплектов детских комбинезончиков, чепчики, носочки. Мои глаза разбежались от обилия всего, пока я перебирала вещи. Погремушки, игрушки, памперсы разных фирм, детский крем, присыпка, миниатюрная аптечка и отдельно упакованная коробка, в которой оказались вещи для меня. Халат, пижама, домашние брючки, пара футболок, трусики. Мысленно я раз двадцать поблагодарила Вику за предусмотрительность. Я бы могла съездить домой или попросить привезти вещи Галю, но не хотела. Я не собиралась здесь задерживаться надолго, чтобы таскать с собой целый баул вещей. Завтра мы пойдем на прием к врачу и потом уедем домой, незачем нам с Васькой жить у Максима. Не жили и не собираемся.
Когда я купала дочку в новой ванночке, вошел Максим и прислонился к косяку, наблюдая за нами. Я не сразу заметила его, весело агукая с Васькой на понятном только дочке языке. Встретилась с ним взглядом в зеркале, когда потянулась за большим пушистым полотенцем.
— Помочь? — предложил Максим, делая шаг ко мне.
Снял с полотенцесушителя полотенце и протянул мне раскрывая, но не отдал, а ждал, пока я переложу Ваську ему в руки. Так, дочка впервые оказалась в руках у своего отца и во взгляде Максима что-то промелькнуло. Я не успела заметить, что именно, но он словно весь подобрался и держал Ваську на вытянутых руках, пока я укутывала ее.
— Тебе необходима няня, — глухим голосом произнес он, с облегчением передавая мне ребенка.
— Я сама справляюсь, — буркнула я и тут же сама предложила ему, противореча своим словам, — Побудь с ней, я быстро приму душ.