— Зря я тогда выбросил рыбу, — вздохнул Чак. — Тогда бы Билли был счастлив… Прости меня…
Он посмотрел сквозь запыленное ветровое стекло на уходящую ввысь вершину скалы, туда, где белел еле различимый каменный холмик.
— Прости меня, Билли… Ведь это я виноват в твоей смерти, — шептал Чак. — Это я позвал тебя с собой, это я согласился на то, чтобы ты толкнул камень… Что я теперь скажу твоим девочкам? Что я теперь скажу Джерри? Ведь ты ему должен деньги…
Чак прикрыл глаза. Он провалился в тяжелое забытье, сквозь которое в его сознании неслись и неслись, грохоча, камни, мелькала синяя куртка Билли, белела перевязанная рука.
И Чак без конца повторял в забытьи:
— Билли! Остановись! Убегай!
Но камни продолжали сыпаться, грохотать, увлекая за собой пытающегося спастись Билли…
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
— Чак достает из багажника карабин. — Предчувствия Стефани Харпер. — Всем известно, что вой собак не к добру. — Джон пытается починить телефон. — Встреча убийцы и жертвы. — Стефани, покачиваясь в кресле, выглядит хладнокровно. — Чак раскрывает свои карты, а Стефани вместо чековой книжки выхватывает из саквояжа револьвер. — Схватка заканчивается стаканом бренди. — Стефани принимает новое решение и пытается открыть глаза своему мужу. — Как же погибнут Джон и Стефани?
Чак очнулся от яркого солнечного света, который бил ему прямо в глаза. Он зажмурился и повертел головой, как бы пытаясь сбросить тяжелое наваждение.
Все тело его разламывалось от боли. Болела каждая мышца, каждый сустав, каждый нерв вздрагивал, Чак казался себе просто искромсанным куском мяса.
Чак с трудом выбрался из машины. Несколько раз присев, он поднял над головой руки.
Было десять часов утра. Чак распахнул багажник и вытащил из сумки карабин Билли. Он быстро собрал его, забросил на плечо и, спотыкаясь на каменистой дороге, не прячась, открыто пошел вперед.
Раны на лице и руках кровоточили, но Чак не обращал на это внимания… Сильно саднило плечо и, вздрагивая, сжималось в груди сердце.
Чак облизывал побелевшие, пересохшие губы и, не обращая внимания на боль и усталость, двигался к дому.
Дом казался совершенно безжизненным, и даже собак не было во дворе.
Стефани чуть-чуть пришла в себя, когда выпила немного бренди. Но ее руки все еще продолжали дрожать.
— Джон, мы должны немедленно уехать отсюда, — первое, что смогла сказать Стефани.
— Успокойся, что с тобой, — попытался успокоить жену Джон. — Скажи мне, что такое случилось? Ведь все уже позади!
— Нет! Это все неспроста, — Стефани заглянула в глаза мужа.
— Стефани, я тебя не понимаю, что ты имеешь в виду?
— Не знаю, — задумчиво проговорила Стефани. — Но ты вспомни, подумай — машина, у которой отвалилось колесо на горной дороге, теперь этот обвал…
— Стефани, ты просто очень мнительная. Теперь все уже позади и нам нечего бояться.
— Нет, Джон, я чувствую, что здесь что-то не так…
Джон нервно расхаживал по гостиной возле незажженного камина.
— Стефани, что, собственно, изменилось? Почему мы должны ехать?
— У меня, Джон, неспокойно на душе. Мы должны уехать!
— Уехать… — грустно усмехнулся Джон. — А как мы это сделаем, ведь всю дорогу завалило камнями.
— Но ведь что-то делают в таких случаях? — пожала плечами Стефани. — Наверное, вызывают рабочих, технику, расчищают завал…
Тут взгляд Стефани упал на телефон. Она подбежала к аппарату, и, еще не зная, куда будет звонить, сняла трубку.
Та ответила ей тишиной.
Стефани с испугом посмотрела на своего мужа.
— Джон, она молчит!
Джон подошел и несколько раз ударил пальцами по рычагам старомодного аппарата. Но это ничего не изменило. Трубка так и продолжала молчать.
— Джон! Я же говорю тебе, что здесь что-то не так!
— По-моему, ничего страшного. Ведь мы же хотели пожить вдвоем, чтобы нам никто не мешал.
Джон забрал из рук жены трубку и вновь положил на аппарат.
— Теперь-то нам уж точно никто не помешает. И мы будем с тобой вдвоем все оставшееся от двух недель время.
— Ты что! Мы даже не можем никуда позвонить! Джон, так невозможно жить!
— А разве ты куда-нибудь звонила, когда мы жили в отеле? — пожал плечами Джон.
— Но ведь там кругом были люди! Всегда кто-то мог прийти на помощь.
— Ну что ж, теперь придется привязывать записки к лапкам голубей и отпускать их.