— Говори дальше, я слушаю. И наверное, после этого ты не слышишь того, что звучит вокруг тебя?
— Да, — удивился Джон, — точно, я перестаю слышать. Я многого сам в себе не могу понять. Даже когда я стою за мольбертом, со мной случаются неприятности. Иногда, например, — я потом сам это замечаю — у меня вдруг выпадает из рук кисть, а я продолжаю водить рукой, как будто она у меня есть, и мне кажется, что на полотно ложатся новые и новые мазки.
— Так, значит, я прав. Тебе кажется, что кисть выпадает из руки, а ты не сразу это замечаешь.
— По-моему, все что я тебе говорил, Гарди, — это по части психиатра, а не по твоей.
— Нет, это как раз по моей специальности.
— Ну вот, я тебе все рассказал. А ты обещал что-то насчет выпить.
Доктор быстро встал из-за стола, блеснув лысиной, отворил дверцы старинного секретера и достал фигурную бутылку бренди.
— Это из Франции, — подмигнул доктор Корнер Джону. — Мне подарил его настоящий французский барон. Это из его замка.
— Везет тебе.
— Ты бы тоже мог подарить мне какую-нибудь из картин, а не кривиться на те, что висят у меня на стенах.
— Если, Гарди, ты мне сделаешь операцию, а я после этого смогу держать кисть в руках, то специально для тебя нарисую картину. Ты даже можешь заказать мне сюжет.
— Я хочу, Джон, чтобы ты нарисовал мне океан. Чтобы не было ни берега, ни неба, а только вода.
— Не слишком ли ты, Гарди, многого хочешь?
— Неужели тебе жалко заплатить такую малую цену за свое здоровье, за свою жизнь? — изумился доктор Корнер, и его тонкие губы расплылись в улыбке.
— Вот ты, Гарди, держишь в руках бутылку бренди и не думаешь наливать, а это нагрузка на мое сердце, и я могу захлебнуться слюной.
— Извини, вот от этого еще никто не умирал. Я видел, как люди синели от нетерпения, но чтобы умереть…
Доктор Корнер достал из секретера два хрустальных низких широких бокала и плеснул туда бренди. Джон попробовал напиток и произнес:
— Конечно, это вкусная вещь, но нельзя себя баловать, а то привыкнешь.
— Мы с тобой еще выпьем после операции, опробуем, как будет работать твой новый клапан. Неужели ты думаешь, что этот барон подарил мне только одну бутылку?
— А сколько, если не секрет?
— Нам с тобой хватит на неделю, если больше ничего не делать, кроме как пить.
— Гарди, я понял, к чему ты клонишь. Ты просто вынуждаешь меня идти на операцию, ты хочешь заманить меня под нож бутылкой хорошего бренди.
Мужчины, смакуя, пили напиток, и, наконец, доктор Корнер спросил:
— А куда ты собрался ехать, Джон? Я надеюсь, не в Сахару?
— Да нет, ты же мне заказал сюжет про океан, и я поеду на побережье. К тому же и Стефани этого хочет. Хотя она, может быть, предложит и что-нибудь другое, более экзотическое.
— Так ты обещаешь мне изредка звонить, где бы ни находился?
— Пообещать я могу, но не знаю, как это у меня получится.
— Тогда пеняй на себя. Если умрешь, то я не приду на твои похороны.
— Я это как-нибудь переживу.
Доктор Корнер спрятал бутылку в секретер и вновь повернулся к Джону:
— Кстати, мы с тобой в прошлый раз не доиграли партию в шахматы. Фигуры так и стоят на доске у камина.
Джон прикрыл глаза и мысленно представил доску. Его фотографическая память удерживала мельчайшие детали. Он даже вспомнил, в какую сторону смотрят головы коней.
— Послушай, Гарди, я хожу, насколько ты понимаешь.
— Конечно, Джон, ход за тобой, я это прекрасно помню.
— Тогда я хожу конем на f4, а теперь ход за тобой.
Доктор наморщил гармошкой лоб:
— К сожалению, я не обладаю такой памятью, как ты, Джон, и сразу мне тяжело дать ответ. Я вернусь вечером домой, сяду у камина и подумаю. И если ты мне позвонишь, я сообщу свой ход. Ты согласен?
— Конечно, Гарди, о чем речь! Я всегда буду рад доиграть эту партию. Думаю, победа будет на моей стороне.
— А я думаю, Джон, что ты эту партию можешь проиграть или опять будет ничья.
— Послушай, сколько может быть ничьих? Последние три партии были ничейными, и сейчас я хочу отыграться.
— Ну что ж, посмотрим, на чьей стороне будет удача.
— Значит, до встречи.
Доктор поднялся из-за стола и еще раз посмотрел на новые картины, развешанные на стенах кабинета.
Джон проследил за его взглядом.
— Знаешь, они прекрасны, и я все больше и больше прихожу к выводу, что ты — отличный коллекционер, Гарди.
Доктор самодовольно пожал плечами и ухмыльнулся:
— Кое в чем и я разбираюсь.