Его размышления прервали торопливые шаги и гортанный возглас Стефани.
— Привет, милый! — женщина стремительно подошла к столу, села напротив и посмотрела на него полными радости глазами.
Кожа у нее на лице была золотистого цвета, с едва заметными веснушками, которые проступили от сильного солнца и соленой воды.
Она коротко, под мальчишку, постригла волосы. Их просто безжалостно срезали. Правда, они были густыми как прежде, но гладко зачесанными назад, а по бокам совсем короткими, так, что у Стефани стали видны уши.
Женщина повернулась к нему, выпрямилась и тихо сказала:
— Джон, поцелуй меня, пожалуйста.
Он поцеловал ее, посмотрел в лицо, на волосы и поцеловал еще.
— Тебе нравится? Попробуй, попробуй, как гладко. Вот здесь, на затылке.
Он провел своей тяжелой рукой по ее затылку.
— А теперь попробуй возле виска, около уха… Проведи пальцами по вискам. Вот, — сказала она, — это и есть сюрприз. Я — девочка, но теперь я, как мальчишка, и могу делать все, что мне вздумается. Все-все-все. Сядь ко мне, — попросила она его.
— Хочешь выпить?
— Что ж, спасибо, — сказала Стефани, — я выпью то же, что и ты. Теперь ты, наконец, догадался, в чем заключается мой сюрприз?
— Да, догадался.
— Теперь ты понимаешь, чем грозит тебе мой сюрприз?
— Догадываюсь…
— Нет, ты не догадываешься. Я долго думала, я все хорошо взвесила и обдумала. Почему мы должны жить по чьим-то правилам? Ведь я — это я, ты — это ты. А сейчас мы вместе, и это — мы.
— И так было хорошо, Стефани, и никто не докучал нам никакими правилами.
— Но, пожалуйста, Джон, проведи рукой еще разок…
Он погладил ее и поцеловал.
— Какой ты милый… — сказал она, — и я тебе нравлюсь. Я чувствую это, я уверена. И необязательно восхищаться моей прической. Пусть поначалу тебе это просто немножко нравится.
— Мне нравится, — сказал он, — у тебя такая красивая форма головы, и тебе идет эта стрижка.
— А виски тебе нравятся? — поинтересовалась она. — Это не подделка, а настоящая мальчишеская стрижка. И не в каком-то там салоне красоты…
— А кто постриг тебя?
— Местный парикмахер, тот, что день назад стриг и тебя. Ты объяснил ему, что хочешь, и я попросила его постричь меня так же, как и тебя.
— И что, он согласился?
— Он был очень мил и совсем не удивился. Его нисколечко не смутила моя просьба. Он только спросил, хочу ли я точно такую же прическу, как у тебя.
— И что ты ответила?
— Что я могла ответить? Я просто ему сказала: «Да, именно такую, как у мистера Кински».
— Хм, — хмыкнул Джон.
— Тебе это приятно, да? — спросила женщина.
— Знаешь, в общем-то мне приятно.
— Может быть, кому-то моя прическа покажется странной, но мы должны быть выше этого. Мне нравится быть независимой.
— Я знаю это, Стефани. Мне тоже нравится быть независимым.
— Так что, прямо сейчас и начнем?
— Что начнем?
— Как что? Быть независимыми. Ни от кого… ни от чего…
Мужчина и женщина сидели на террасе, смотрели на отражающееся в воде заходящее солнце и прозрачные облака, следили за тем, как неспешно опускаются сумерки на городок, и пили коньяк.
Прохожие заходили в бар, изредка поглядывали и бросали странные взгляды на женщину с мальчишеской прической. Ведь Джон и Стефани были единственными туристами в этом городке. Жили они здесь уже почти несколько дней, и все к ним привыкли, все считали даму очень красивой. Стефани нравилась всем без исключения. А к тому же сегодня Джон выловил огромную рыбу, и в Редбридже все прониклись к нему уважением. Ведь не каждый день какой-то приезжий, забросив в океан простую бамбуковую удочку, вытаскивает на берег такую огромную рыбу.
Ужин, как всегда, был обильным. Они съели бифштекс с кровью, картофельное пюре, фасоль, салат, и Стефани заказала местное вино.
— Что это с тобой? — поинтересовался Джон.
— Что? О чем ты?
— О твоем заказе. Мне кажется, ты постепенно пристрастилась к местному вину.
— Мне оно кажется отличным для влюбленных.
Джон подумал, что сегодня Стефани выглядит намного моложе своих лет. Но она ему нравилась и такой, как сейчас, и такой, как была. Но странно, что вечером, когда опустились медленные сумерки, она вдруг показалась ему старше: очертания скул резче проступили на ее лице. Раньше Джон этого не замечал. И пожалуй, ее улыбка стала немного более грустной и печальной.
В комнате было темно. С улицы едва проникал слабый свет. Подул бриз. Стало немного прохладно, но они откинули простынь.