Выбрать главу

Джон смотрел на волны, обхватив колени, рассматривал высокие облака и заметил, как далеко к западу ушли в океан на промысел рыбацкие шхуны. Потом он вновь принялся рассматривать Стефани. Песок уже достаточно просох, и там, где он только что ступал, ветер осторожно вздымал песчинки в воздух.

«Боже, до чего же она красива, даже с этой своей странной прической. Она действительно напоминает мальчишку. Если не видеть ее стройное тело, если забыть, что у нее есть такая тяжелая грудь…

Стефани, как бы почувствовав на себе взор мужчины, приоткрыла глаза и улыбнулась кончиками губ.

— Тебе хорошо?

— Да, — коротко ответил Джон.

— Ты уже плавал?

— Да.

— И ты плавал без меня?

— Да.

— А почему ты не разбудил меня?

— Потому что ты очень красиво и крепко спала.

— Я тебе нравлюсь, Джон?

— Да.

— А ты представлял себе свою жизнь без меня?

— Да, — ответил Джон и поднялся с теплого песка.

— Ты опять будешь плавать?

— Нет, на этот раз я не буду плавать.

— Я хочу пить.

Джон подошел к рюкзаку и вытащил большую бутыль с белым вином.

— Выпей.

Стефани взяла бутылку и прямо из горлышка отпила несколько больших глотков.

— Джон, оно еще холодное.

— Я знаю, я только что пробовал.

Она передала бутылку мужчине. Джон, запрокинув голову, сделал несколько глотков. Стефани посмотрела на его кадык, который судорожно дернулся на шее.

«У него очень красивые плечи и шея, — подумала Стефани, — такая, как у юноши. Хотя он уже далеко не мальчишка».

— О чем ты задумалась? — поинтересовался Джон, пряча бутылку в рюкзак.

— Не прячь, я хочу еще вина.

— Пожалуйста, — Джон освободил бутыль от газеты и полотенца, приподнял ее и глянул на солнце, — здесь еще больше половины.

— Давай выпьем вместе.

— Нет, я уже не хочу, ты можешь пить одна.

— Как знаешь.

Стефани запрокинула голову и сделала глоток. Розовое вино тонкой струйкой потекло по ее подбородку, и несколько капель упало на грудь.

Джон сел на колени рядом с ней и языком слизнул эти капли.

— Не надо, Джон.

— Что не надо?

— Не надо так. Я от этого возбуждаюсь.

— Ну и что. Разве это плохо?

— Нет, это очень хорошо.

Стефани обняла Джона за шею и притянула к себе.

— Тебе хорошо?

— Да, — сказал Джон.

— А давай отложим это…

— Зачем?

— Мне так хочется.

— Ну что ж, раз тебе хочется, давай отложим.

— А еще мне хочется, чтобы ты помазал меня этим противным маслом.

— Ты хочешь загореть еще больше?

— Ну конечно, неужели ты не догадываешься?

— Что ж.

Джон достал из рюкзака бутылочку с маслом и слегка смазал подбородок Стефани, щеки и нос. Потом нашел в рюкзаке голубой платок с рисунком и прикрыл ей грудь.

— Пора просыпаться? — спросила она. — А я видела такой чудный сон!

— Ну что ж, досмотри.

— Нет, я уже не хочу его досматривать.

— Почему?

— Не знаю.

Через несколько минут она глубоко встряхнула головой и села.

— Пойдем купаться.

— Пойдем, — Джон поднялся и подал Стефани руку.

Они вошли в воду вместе и заплыли далеко, веселясь и играя под водой. Вернувшись на берег, растерли друг друга большими полотенцами, и Джон протянул завернутую в газету все еще прохладную бутылку вина. Они сделали по глотку и рассмеялись.

— Хорошо вот так просто пить, только для того, чтобы утолить жажду, — сказала Стефани. — Джон, а ты бы хотел, чтобы и я была мужчиной?

— Нет, — он еще раз смазал ее лоб, подбородок и за ушами, — нет.

— Я хочу, чтобы загорело все лицо.

— Да ты и так, Стефани, очень темная, почти как местные жители. Ты даже не представляешь, какая ты темная!

— Ну если это говоришь ты, художник, то я очень рада. Но, знаешь, Джон, я хочу быть еще темнее.

Они лежали на пляже, на твердом, высохшем, но еще сохранившем после прилива прохладу песке. Джон налил немного масла на ладонь, растер его по бедрам женщины, и, когда масло впиталось, кожа ее стала теплого цвета. Он натер маслом живот и грудь, и женщина сонно сказала:

— Ты считаешь, что с этой прической все нормально?

— Да.

— Я очень стараюсь быть хорошей женой. Нет, правда, Джон, правда, милый, днем тебе нечего меня опасаться. Днем мы не позволим себе ничего из того, что бывает ночью. Правда?

— Конечно, Стефани. День — для одного, а ночь — для другого.

— Нет, и день, и ночь созданы для нас.