Новость часа: «НАСА объявляет открытый набор претендентов на место астронавта в первом историческом полете человека на Марс».
Они всё-таки сделают это! Так долго мечтали, но финансирования не хватало, государству космос давно уже не нужен. Всё искали спонсоров, в отчаянии запустили компанию краудфандинга, обивали пороги министерств и корпораций, и вот, наконец-то, сверстали бюджет.
А чего за последнее время добились мы? С огромной помпой и размахом организовать пиршество в честь ста лет со дня полета: разворошить пыльные архивы и крутить круглыми сутками хронику по всем СМИ, провести ужасающий мощью и агрессивностью военный парад и гневно прокричать с Мавзолея в обомлевшую толпу, как мы гордимся великой историей. Это же мы, мы – первые! Пусть никто из очевидцев и не дожил до юбилея, всё равно – мы! Не важно, что давно не летаем, летать вовсе не обязательно, главное – это злорадно помнить и яростно гордиться!
Новость часа: «Религиозные фанатики по всей планете молятся в ожидании конца света. Так ортодоксальные христиане, сайентологи и энтеяне отреагировали на появление в небе кометы «Энтео». Тщетными оказались попытки ученых разъяснить, что это всего-навсего вернулась комета Галлея, когда и ожидалась, строго по расписанию».
Они ведь не просто ждут конца света, они жаждут его. Мечтают, чтобы все неверные сгорели, а праведники (они сами, то бишь) – наследовали Землю. Что ж, удачи в этом милосердном начинании, всё в соответствии с постулатами религий добра и сострадания.
Ну а мне тем временем пора решаться. Дальше всё равно так продолжаться не может. Только хуже становится, дышать уже практически нечем. Серьезно будоражит, заставляя содрогнуться в моменты наивысшего осознания, лишь то, что решиться надо на настоящее преступление, но другого выхода, к безмерной скорби, я не вижу. И могу я себя частично оправдать лишь тем, что жертв или пострадавших среди мирного населения не будет, ну, не считая его самого – объекта посягательства.
Не знаю, как мне вообще в голову взбрело это кощунство – прямо-таки какая-то мрачная достоевщина вырисовывается: могу ли я? Имею ли право? Наверное, это хронические нарушения сна так влияют на мое сознание. Но, хватит пускать сопли, надо собираться. Бензин я уже достал, план разработал, хотя какой там план… одноактная пьеса для разрушителя с оркестром.
Бензин – это отдельная песня. Когда нефть закончилась, автомобили перешли на электричество, АЗС закрылись не ненадобностью, и топлива стало не достать. Мне помогли старые знакомства в полукриминальной сфере, оставшиеся со времен буйной молодости. Но, не суть важно, главное – полная канистра ждет меня в прихожей. Захватить зажигалку, бумажный паспорт, всё – я готов.
Наверное, более символичным было бы использовать авиационное топливо, но его уж точно не раздобыть.
На улице дышать стало немного полегче и привычный морок слегка развеялся. Приободрившись, я даже начал поглядывать по сторонам и тут же пожалел об этом. В каждом втором прохожем было заметно то самое ярко выраженное агрессивное предчувствие праздника с не вполне определившимися немирными целями. Это могло бы показаться странным в будний день, но годовщин сейчас отмечается так много, что нужно быть как пионеру готовым всегда и почти ко всему.
Только вот отчего ещё те же люди вывешивают прямо на улице такое количество государственных флагов даже не по праздникам, а просто, в каком-то эксгибиционистском акте клинического патриотизма? Чтобы вконец загулявший случайный мужик вдруг резко окинул мутным взглядом враждебное небо и завопил: «Господи боже ты мой, где я? Как тут очутился?» – а потом узрел трепещущий застиранный триколор и: «Слава тебе Господи, в России! В России, матушке! Дома!» Но о том, сколько лет пытаются отмыть это полотнище от въевшихся пятен крови, он уже не призадумается.
Когда я дошел до площади (как удивительно мало внимания обращают прохожие в мегаполисе на странного человека с большой канистрой!) и качественно продышался, пытаясь унять мандраж, мне, наконец, открылось всё монументальное величие того, что я решил уничтожить. Величие в прямом, прикладном смысле – очень большие размеры. Как же он был раздут! Вполовину высоты Останкинской башни как самый главный смотрящий за городом.
– Встретил на своем пути Будду – убей Будду! – сказал я себе едва слышно и принялся развинчивать канистру.
Юра Гагарин улыбался уже не так уверенно, будто что-то заподозрил. Голограмму оживляли четыре проектора по периметру площади, я собирался уничтожить их все. Довольно странно, что такой важный, практически культовый объект никто не охранял, видимо, наверху даже помыслить не могли, что кому-то в голову может прийти нечто подобное.