— Ты что, Танюшка? — спросил Урсатьев, наклоняясь над ней.
Татьяна подняла голову, мутным взглядом окинула Урсатьева, узнала его и заголосила, как давеча, когда Пантелей пугал ее автоматом:
— Ой, убил! Уби-ил, ирод, лиходей!
— Да куда убил-то? — беспомощно спросил Урсатьев, ощупывая Татьяну. — Куда тебе попало?
— Уйди, не щупай! — заорала вдруг Татьяна. — Не меня, скотину всю поубивал, лиходей!
Урсатьев выглянул из-за угла бани и не поверил глазам своим: по двору, там, где кого настигла пуля, валялись поросята и две крупные свиньи. Над лужицами крови роились мухи. Картина эта была настолько неправдоподобной, что Урсатьев минуту стоял столбом, не зная, что предпринять.
— Пантюха-то где? — спросил он, наконец.
— К речке подался, аспид, — всхлипнула Татьяна. — Чтоб он утопился там, проклятой…
3
Пантелей сидел на гладком валуне около самой реки. Зачерпывая пригоршней прозрачную холодную воду, он мыл окровавленную ногу. Рядом с Пантелеем, на гальке, промытой в половодье, лежало несколько лоскутов полотна от порванной на бинты рубахи. Услышав шум осыпающихся из-под ног Урсатьева камней, Пантелей слегка вздрогнул, но не повернулся посмотреть, кто пожаловал, и занятия своего не прекратил.
— Здоров, Пантелеймон, — поприветствовал Урсатьев, немного потоптался за спиной у Пантелея и, тяжело вздохнув, опустился рядом на камень.
— Здоров, здоров, — не сразу отозвался Пантелей, ничуть не удивившись. — Быстрый ты на чужую беду, Колюшка.
— С району ехал, услыхал, — как бы оправдываясь, сказал Урсатьев. — Случайно услыхал… Мотоцикл перегрелся, а то бы мимо проскочил…
Посидели молча. Урсатьев достал помятую пачку, разломил сигаретку, одну половинку спрятал обратно, другую вставил в куцый прокуренный мундштук. Глубоко затянувшись, спросил:
— Ну, что?
— А что?
— Доигрался?
— Доигрался.
— Пошто в кровище-то весь?
— Мясо взбунтовалось, Колюшка. Перевяжи-ка лучше, опосля допрос сымешь.
Выбив окурок из мундштука, Урсатьев взял лоскут, растянул рывком и начал умело перевязывать Пантелею руку. Пантелей, по пояс голый, лохматый, с широкой бугристой грудью, уже не морщился, только до скрежета стискивал зубы да негромко чертыхался. Перевязывая, Урсатьев пододвинулся к Пантелею вплотную, и тот заметил:
— Давно не сиживали рядком, Колюшка.
— Давно, — согласился Урсатьев.
— Видать, судьба…
— Судьба-а…
— А ведь судьба-то твоя, Колюшка, — криво усмехнулся Пантелей и впервые поднял глаза на Урсатьева.
— Моя — при мне, — строго ответил Урсатьев, выдерживая взгляд.
— Врешь, — лениво возразил Пантелей. — Твою судьбу я забрал. Хотел себе приспособить, да не вышло. Плохо получилось, Колюшка…
— К фельдшеру тебе надобно, Паня, — участливо сказал Урсатьев, видя, как кровь окрашивает повязки.
— A-а, плевать! — отмахнулся Пантелей. — Мне фельдшер не подмога…
Журчала вода, перекатываясь по камням на ближней шивере. Вершины пихтача по склонам гор на той стороне реки плавились в дымке. Густой воздух, настоенный на смоле и медвяном запахе горного разнотравья, был пряно-горьковатым. Сидели на берегу два человека и думали. О чем? О жизни.
4
Урсатьев вспомнил, как он первый раз перевязывал Пантелея в тесном окопчике, залитом жидкой грязью. Они тогда думали, что уж если переживут этот день, то останутся живыми до ста лет, не ведая лиха. Они пережили. И тот день пережили и еще много похожих. Дошагали два кореша, в одночасье ушедшие на войну, дошагали они до дальней чужой стороны. А потом вместе и домой возвращались. И вот тогда-то, в теплушке, еще не доезжая Новосибирска, Урсатьев впервые услыхал про автомат. Напрямик о нем, правда, ничего говорено не было, но видя, как любовно перебирает Урсатьев вещички в чемодане, Пантелей пренебрежительно хмыкнул:
— Тряпки тащишь?
— Гостинцы.
— А я, Колюшка, на тряпки плевал. У меня тряпки, как в разведке, для маскировки… Машину знаменитую я себе везу, понял? — И, понизив голос до шепота, Пантелей добавил: — Скорострельную, понял? Только смотри, язычок прикуси.
— Мне это ни к чему, — успокоил Урсатьев друга. — Я вот батяне сапоги приберег.
Второй раз об автомате они заговорили года два спустя после войны. Урсатьев уже закончил милицейские курсы и получил назначение участковым в свой район. В деревню младший лейтенант Урсатьев под вечер приехал и, надо же тому быть, первым повстречал Пантелея.