— Нет, Петр Иванович! — с жаром заговорил Ивин. — Человек старый, немощный… Он сорок пять лет приглядывался к власти… Сорок пять лет! Анекдот? Я тоже сначала подумал: выжил старик из ума. Блажит. А присмотрелся — дело-то гораздо серьезней…
— Нет, ты уж погоди, ты давай по порядку, без загадок! — воскликнул заинтересованный Мухин.
Ивин потянулся до хруста в костях и ответил:
— По порядку — история длинная, а вкратце расскажу… В прошлом году, как раз перед твоим приездом, замостили мы Береговую улицу. Кстати, эта улица самая старая в нашем городе. По преданию, на ней в далекие времена первый дом нашего города был построен. Ну вот, самая старая и самая грязная… А мы замостили ее, фонари повесили, обозначили автобусные остановки, скамьи для пассажиров ожидающих… Пустили автобусы.
Через месяц-полтора после этого просится ко мне старикан один. С палочкой, без руки, бородка… Принял я его. Он молча разворачивает на столе бумажку и тычет мне под нос какие-то каракули. Я спрашиваю: что это такое? Это, говорит, рационализация по благоустройству.
Я как раз к сессии готовился, слушать меня собирались, дел — выше головы, а он с пустяками. Конечно, выставить его неудобно, слушаю. Уселся он, палочкой постукивает и скрипит, скрипит, как телега. Что же это, говорит, скамейки на остановках поставили, а следить за ними кто будет? Скамейки роняют, а они чугунные! Сломаются, на чем народ сидеть будет? Я вот подаю вам предложение, прошу разобраться…
Надоел он мне, Петр Иванович, дальше некуда. Насилу я его выпроводил. Это, говорю, чисто технический вопрос. Есть у нас инженер горкомхоза — обратитесь к нему.
Проходит еще полмесяца, старичок опять у меня. Опять стучит палочкой и опять скрипит.
— Вы у инженера были? — спрашиваю.
— Был, — отвечает, — но он только отмахнулся… как и вы, впрочем. Дескать, мелочь. А это же очень просто: забетонировать крюк и цеплять скамейку. Вроде бы на якорь поставить.
Ивин добродушно захохотал, видимо, зрительно вспомнив странного посетителя.
— Я, знаешь, Петр Иванович, подумал, что он под грузом прожитых лет слегка тронулся. Потом решил, что это изобретатель-неудачник, из тех, что до сих пор мясорубку изобретают… Ну, сам подумай: скамейку на якорь! Словом, думаю, нужно в райздрав звонить, тихий помешанный. А он мне и преподнес задачу. Я, говорит, понимаю — предложение пустяковое. Но дело не в нем. Мне просто что-нибудь хотелось сделать для людей. Всю жизнь при вашей власти я был сторонним наблюдателем… Так и сказал: при вашей власти! Ты слушаешь, Петр Иванович?
— А как же, слушаю! — откликнулся Мухин. — Давай дальше.
— Так вот: из первой германской, говорит, я вышел прапорщиком и без руки. И до сих пор я ничего не делал. Сначала принципиально, а потом по привычке…
Говорит он это, а у самого по щекам слезы. Я, говорит, старый человек, мне теперь ничего не страшно и душой кривить не нужно: во вторую германскую я тоже ничего не делал. Я наблюдал и ждал… Не спрашивайте, чего ждал, не в этом дело. Но поймите — я из хорошей семьи, впереди была карьера… Вы, конечно, не виноваты, что мне оторвало руку, это случилось до вас, но потом пришли вы. Никто и никогда не заставил бы меня шевельнуть пальцем моей единственной руки. Никто, кроме совести. Совесть, молодой человек, единственное чувство, которое не притупляется с годами. Мне было бы стыдно уйти, ничего не сделав для людей…
Мать честная, Петр Иванович! Ты понимаешь, я никогда не задумывался над своим местом в жизни. Работа, дела, текучка, горячка… А он мне говорит «вы», не лично мне, а всем нам, партии нашей. Он, понимаешь, видит во мне одного из тех, кто брал Зимний, кто лишил его благополучия как представителя имущего класса. Пришел ко мне поверженный враг… И знаешь, не жалость он вызвал у меня, а полное понимание его трагедии. Ведь это — трагедия! Петр Иванович, трагедия одиночества. Вся жизнь прошла мимо. Понять это на закате дней, наверное, страшная штука!
Ивин поднялся. Дотянулся до соломы, подбросил охапку в затухший костер и долго и шумно дул, оживляя огонь. Белый дым валил от костра, Ивин тер глаза, но не прекращал своего занятия, пока, вырвавшись из дымного плена, пламя не осветило его. Мухин молчал. Где-то далеко-далеко тарахтел трактор.
— Так что бы ты сделал на моем месте, Петр Иванович? — подал голос Ивин.
Мухин молчал.
— А я не мог иначе… Я сказал ему, что принимаю его на работу. Смотрителем автобусных остановок… И премию ему объявил в приказе. Десятку свою отдал…