Он снова напрягся и сел, опираясь спиной о стену. Голова, конечно, болела, но тем не менее постепенно начинала соображать. Итак, он задержан. Железная решетка от потолка до пола и длинная, единственная в этом узком помещении лавка вдоль стены убедили его в том, что он находится действительно в «обезьяннике». Как он здесь оказался, Александр Борисович не помнил. Да это теперь и ни к чему. Последнее воспоминание «нарисовало», словно чьим-то посторонним взглядом, такую картинку: двое ментов с автоматами грубо «укладывают» его физиономией на капот автомобиля. Затем мгновенная тяжелая боль в затылке и — пустота.
Но откуда взялся посторонний взгляд? Он почему-то зациклился на этом вопросе.
Закрыл глаза, поскольку предметы все еще покачивались перед ним, видать, небольшое сотрясение они ему все-таки устроили, сволочи… Ничего, оклемаемся… Ах, ну да, вспомнил! Это он, оказывается, на миг представил себя на месте Севы Голованова, который должен был наблюдать за происходящим из «Жигулей», остановившихся неподалеку, и, твердо выполняя указание Александра Борисовича, категорически не вмешиваться ни во что. Его задача заключалась только в том, чтобы все действия фиксировать с помощью видеокамеры, установленной на машине, и записывать все разговоры с микрофона, закрепленного Турецким на воротнике куртки Серова. Собственного миниатюрного «японца» Александр Борисович примотал пластырем к щиколотке правой ноги, изнутри. Запись была рассчитана на шестнадцать часов, но такого и не требовалось. Во всяком случае, все, что происходило с того момента, как он потерял сознание, можно будет позже послушать и оценить по достоинству.
Ну ладно, раз голова уже соображает, а глаза видят, нечего терять время.
— Дежурный! — крикнул Турецкий, слыша, что вместо этого слова из его рта вырвалось какое-то непонятное хриплое клокотание.
Он подтянул ноги и, упираясь руками в пол, а спиной в стену, попытался подняться, но руки подгибались, и даже чрезмерные, казалось, усилия не помогли. Зато, почувствовав на себе взгляд, он задрал голову и увидел стоящего за решеткой с сигаретой в зубах круглолицего, с острыми скулами, милиционера. Нет, этот не был ему знаком.
— Ну чё, очухался? — почему-то окая, спросил тот.
— Очухался… — пробормотал Турецкий, роняя голову на грудь.
— Погоди, позову дежурного, — акцентируя это проклятое «о», от которого снова заболела голова, сказал милиционер.
«Вологодский, что ли? А физиономия — азиата. Черт их всех тут знает…»
Потом загремел ключ в замке, со скрипом отворилась дверь и на уровне лица Турецкого остановились форменные брюки с пузырями на коленях. Четыре руки разом подняли его на ноги и помогли опуститься на лавку.
— Ну, оклемался наконец? — почти повторил слова милиционера дежурный. — И надо ж так надраться! Лыка не вязал! И откуда вы такие беретесь только? Ходить можешь? Пошли!
— Попить дайте, — попросил Александр Борисович, садясь в застекленной комнате дежурного у его стола с телефонами и чувствуя, что голова его идет кругом, будто он только что слез с карусели и никак не может сориентироваться в пространстве.
Посмотрел в окно, там было уже по-утреннему светло, ну, наверное, шесть, может, семь. Он проверил себя, поглядев на часы, висевшие на стене: точно, половина седьмого. Значит, с того момента — десять, половина одиннадцатого, на все про все, пусть даже двенадцатый час, хотя это слишком, прошло около семи часов. Машинальным жестом потер затекшую от долгого лежания в неудобной позе шею, заодно легко проверил наличие в уголке воротника собственной куртки твердого шарика, чуть посучил ногами, убедившись, что и «закладка» на месте, и только теперь улыбнулся.
А дежурный, насмешливо глядя на него, протягивал далеко не стерильно чистый стакан с водой.
— Что, трубы горят?
— Извини, майор, — Турецкий поморщился и выпил воду. — Еще не пожалей, а?
— Ну ты даешь! — почти восхитился тот и потянулся к графину. — С кем гулял-то?
— Сейчас все выясним — и с кем, и где… Черкни себе, пожалуйста, номерок: сорок четыре, тринадцать. А буква, кажется, «о». Это на всякий случай. А теперь расскажи, кто и как меня сюда доставил? Это очень важно не только для меня, пойми правильно. Да, и где мои документы, бумажник, личное оружие?
— Не знаю, — засмеялся майор, — может, у тебя даже персональный танк имеется, но только доставили тебя в лежку и безо всяких документов. А где ты сам их схоронил, вместе с личным… — он весело засмеялся, — твоим оружием, это уж ты, паря, вспоминай! А вот что от тебя несло, извини, как из помойного ведра, да еще с прокисшим самогоном, тут, как говорится, ни прибавить ни убавить!