Турецкий дал «добро». Просил только Филю посмотреть там все, чтобы вдруг не возникло снова каких-то непредвиденных «случайностей».
Сам Александр Борисович второй день изображал инкогнито. Не звонил в прокуратуру, не появлялся там, не беспокоил Серова. А тот и сам будто в рот воды набрал. Точно так же, словно в ожидании первых шагов Турецкого, затаился и адвокат Белкин. Или, может быть, он ждал извинений? А не жирно?
Только одно очень важное дело он сделал — позвонил в Москву, Константину Дмитриевичу Меркулову. И подробно рассказал о событиях последних дней. Костя подумал и сказал, что все пока сделано правильно, не надо торопить события. А вот он сам свяжется с Фадеевым, прокурором Федеральной окружной прокуратуры, и обсудит с ним некоторые аспекты открывшейся перспективы. Сказав этак замысловато, Меркулов добавил, что не далее как вчера имел продолжительный разговор с министром внутренних дел, касательно весьма неприятных данных о росте преступлений в среде правоохранительных органов. Пришли к некоторым общим выводам, о которых Александр Борисович скоро узнает от Фадеева, так будет правильно со всех точек зрения. И информация Александра Борисовича в таком случае упадет на хорошо, надо полагать, подготовленную почву.
— Не темни, Костя, — Турецкий недовольно фыркнул. — Ну чего ты в самом деле? Решили, что пора взяться за своих, наконец? Так этих ментовских оборотней… особенно среди гаишников…
— Не обижай милицию, — обрезал его Меркулов. — Кто мне только что про вашего Серова докладывал? А насчет оборотней… Так они практически во всех структурах уже давно обосновались и чувствуют себя в полном достатке… Кто знает, может быть, когда-нибудь даже операцию по тотальной очистке наших рядов от всякой мерзости и сволочи, с твоей легкой руки, так и назовем — «Оборотни».
— А это не я придумал, газеты читать надо, Костя. Вспомни, три года еще назад, гаишник-лейтенант из Тамбова, что ли? Или из Саратова? Останавливал на трассах машины, убивал водителей, а грузы продавал. И компания у него была подходящая — все, как один, из «правоохранителей». Так что термин еще от них пошел.
— Ну, положим, и не от них, а из мифологии, из народных поверий. Но это, Саня, уже из области отвлеченных препирательств. Послушай, кажется, там этот Чистяков, да? Ах нет, Гостюхин! Ну, глава Главного управления, приличный мужик? Я думаю, нам удастся сделать таким образом, чтобы и он завтра получил отмашку от своего министра. Как раз в плане нашего недавнего разговора. Но ты там, как я понимаю, пройдешь в качестве свидетеля. А главная твоя задача — еще не забыл? А то я чувствую, что вы там какие-то детективы разыгрываете, а расследование топчется.
— Уже не топчется, Костя. Есть конкретные результаты.
— Вот и отлично, звони…
А сегодня, едва закончил разговор с Филиппом Агеевым, раздался звонок по городскому телефону.
— Александр Борисович? — поинтересовался приятный женский голос. — Борис Сергеевич Фадеев просил вам передать, что ждет у себя к трем часам. Что ему сказать?
— Буду обязательно. Если можно, машину, пожалуйста.
— Но у вас же… — удивилась секретарша. — Ах да, извините! Конечно, конечно!
Вот так, ступай, Александр Борисович, в свидетели! И вещдоки все — с собой…
А машина-то ему, собственно, нужна была лишь для того, чтобы те, кто слышали сейчас его разговор с прокурором, поняли, что перехватить его не удастся. Если, конечно, внаглую не полезут. Ну а на этот случай у нас есть… кто сегодня дежурит? Володя или Сева? Значит, свободный — рядом.
Но обошлось без эксцессов.
С Фадеевым он уже встречался, когда только прилетел сюда. Прокурор произвел неплохое впечатление и местным таким царьком тоже не выглядел.
Турецкий явился подчищенным, подмазанным, скрывая изъяны на лице под темными очками. Борис Сергеевич понимающе усмехнулся, пожимая руку.
— Ну что ж это за порядок у нас такой? — несколько сокрушенно начал он. — Тут прямо разбои происходят, Москва все знает, а я даже и не в курсе! Александр Борисович, я надеялся на взаимопонимание!