— На Тихий океан.
Он ахнул, на этот раз непритворно, без обмана.
— Я передам Мики. Жаль, что так.
— И мне жаль.
Он аж подскочил:
— Значит, вы можете что-нибудь сделать. Скажем, изменить приказ?
— Нет, ничего не могу.
— А вы никого не знаете в отделе комплектования?
— Гроссбарт, ничего я не могу, — сказал я. — Если вам дан приказ на Тихий океан, значит, туда вас и отправят.
— Но Мики…
— Мики, тебя, меня, всех без исключения, Гроссбарт. Ничего тут не поделаешь. А может, война закончится раньше. Моли о чуде.
— Но…
— Спокойной ночи, Гроссбарт. — Я лег и, когда пружины подпрыгнули, почувствовал облегчение — значит, Гроссбарт встал. Теперь я видел его хорошо: челюсть у него отвисла, вид был, как у боксера, когда его послали в нокаут. И тут я заметил, что Гроссбарт держит бумажный кулек.
— Гроссбарт! — Я улыбнулся. — Это что, гостинец?
— Ну да, сержант. От всех нас. — Он вручил мне кулек. — Овощной рулет.
— Рулет? — Я взял кулек, низ его промаслился.
— Мы подумали, вдруг он вам придется по вкусу. Вам же наверняка доводилось есть китайский овощной рулет. Мы решили: вдруг вы любите…
— Твоя тетя приготовила для вас овощной рулет?
— Ее не было дома.
— Гроссбарт, она тебя пригласила. Ты сказал — она пригласила тебя и твоих друзей.
— Верно, — сказал он. — Я только что перечитал ее письмо. Она нас пригласила на следующее воскресенье.
Я встал с постели, подошел к окну.
— Гроссбарт, — сказал я. Но к его совести взывать не стал.
— Что?
— Что ты за человек, Гроссбарт? Нет, скажи по правде, что ты за человек?
По-моему, я в первый раз задал ему вопрос, на который он не нашелся с ответом.
— Как ты можешь так поступать с людьми? — продолжал я.
— Сержант, отлучка нам пошла на пользу. Фишбейн, вы бы только поглядели на него, он просто обожает китайскую кухню.
— А как же седер? — сказал я.
— Раз с седером не вышло, пришлось довольствоваться китайской кухней.
На меня накатила ярость. И я даже не пытался взять себя в руки.
— Гроссбарт, ты лгун! — сказал я. — Каверзник и ловчила. Ты ничего и никого не уважаешь. Ничего и никого. У тебя нет уважения ни ко мне, ни к правде, ни даже к бедняге Гальперну. Ты всех нас используешь…
— Сержант, сержант, я жалею Мики. Правда-правда, жалею. Я к нему привязался. Я пытаюсь…
— Пытаешься! Жалеешь! — Я набросился на него, взял за грудки. Потряс что есть силы. — Пошел вон! Вон — и держись от меня подальше. Попадешься на глаза — пеняй на себя. Ты меня понял?
— Понял.
Я отпустил его и, когда он вышел из комнаты, едва удержался, чтобы не плюнуть ему вслед. Я был взбешен. Бешенство обуяло, обуревало меня, надо было выплеснуть его — дать волю слезам или что-то сокрушить. И я схватил с кровати кулек с рулетом и вышвырнул его в окно. Назавтра, когда солдаты убирали лагерь, я услышал, как один из новобранцев — он не рассчитывал поживиться на уборке ничем, кроме разве что окурков или фантиков, — испустил радостный крик.
— Овощной рулет! — вопил он. — Вот те на — это ж надо, китайский овощной рулет!
* * *Когда через неделю пришел приказ, спущенный отделом комплектования, я не поверил своим глазам. Всех до одного новобранцев направляли в лагерь «Стоунмен» (штат Калифорния), а оттуда на Тихий океан, всех, за исключением одного. Рядового Шелдона Гроссбарта. Его направляли в форт «Монмут» (штат Нью-Джерси). Я прочитал отпечатанный на ротаторе листок несколько раз подряд. Ди, Гальперну, Гарди, Гелебрандту, Глиницки, Громке, Гуцве, Фаррелу, Филиповицу, Фишбейну, Фьюзелли, всем вплоть до Антона Цигадло, надлежало до конца месяца отправиться на запад. Всем, кроме Гроссбарта. Он нажал на какую-то пружину, и пружиной этой был не я.
Я поднял трубку, позвонил в отдел комплектования.
Голос на другом конце провода четко отрапортовал:
— Капрал Шульман слушает.
— Соедините меня, пожалуйста, с сержантом Райтом.
— С кем я говорю?
— С сержантом Марксом.
В ответ на другом конце провода — чему я очень удивился — сказали:
— А-а-а! — Затем: — Одну минуту, сержант.
Ожидая, когда Райт подойдет к телефону, я обдумывал Шульманово «А-а-а!». С чего бы вдруг это «А-а-а!»? Кто такой Шульман? И тут мне открылось — вот она та пружина, на которую нажал Гроссбарт. Я прямо-таки слышал, как Гроссбарт, встретив Шульмана в гарнизонном магазине, кегельбане, а может, и в молельне, говорит: