— Господи… — шепчет она, поднимая глаза.
Барнс видит, что она вот-вот заплачет, и притягивает её к себе. Натали снова всхлипывает, но не позволяет слёзам скатиться, чтобы не испортить макияж. Прижимается к груди Баки, обхватывая его спину под пиджаком, и трясётся — то ли от холода, то ли от страха.
— Боже мой, Джеймс, — вновь шепчет она, — я так испугалась… я боялась, что ничего не выйдет. И всё. Конец.
Баки гладит её ладонями по спине, осторожно касаясь губами волос.
— Всё хорошо, Наталья. Всё хорошо. Он мёртв и уже ничего никому не скажет.
Девушка шумно вздыхает, отстраняясь. Часто моргает несколько раз и ищет напуганным взглядом глаза Барнса.
— Я не думала, что ты пойдёшь за мной. Спасибо.
— Я же говорил, что пойду за тобой куда угодно.
Натали улыбается и вновь прижимается к его груди, пальцами хватаясь за ткань рубашки под пиджаком.
— Это звучит как клятва, — говорит она, и Баки по голосу слышит, что она снова улыбается. — Что, и после войны останешься со мной в Лондоне?
— Либо заберу тебя с собой в Америку, — пожимает плечами он, обнимая её покрепче, чтобы не замёрзла.
— Как же ты меня заберёшь?
— Как свою жену.
Натали вдруг замирает на секунду и отстраняется. Смотрит на Баки серьёзно своими невозможными изумрудными глазами, внимательно изучает его лицо так, что сердце солдата пропускает несколько ударов, и вдруг улыбается уголком губ.
— Тебе никогда в жизни не разрешат на мне жениться, — ухмыляется она, касаясь рукой его щеки.
— Посмотрим, — говорит он, подхватывая её на руки, и Натали, словно уже забыв о том, что меньше минуты назад едва не плакала, звонко смеётся, откинув голову назад.
Он заботливо берёт её под руку и заводит обратно внутрь, где Мария допевает уже вторую песню. Они возвращаются за стол, и Баки тут же натыкается на шутки парней, которые, к счастью, не знают, как много всего произошло за последние пять минут.
***
Когда Баки стучит в ставшую уже родной дверь восьмой квартиры, часы показывают половину третьего ночи, и он не уверен, что Натали откроет. Все нормальные люди уже давно спят в это время — тем более, он не предупреждал, что придёт. Но после всего, что произошло за день, он просто физически не мог заставить себя идти к себе и ждать утра.
Дернир и Дум Дум всё время смеются над тем, что он почти не появляется в квартире, что им выделил штаб. Говорят «сержанту не по нраву это захолустье, и он нашёл себе девушку с жилищем поприличнее». Баки каждый раз смеётся и совсем на них не злится. Он знает, что они обожают Натали, а они в курсе, что ему глубоко наплевать, где спать, если она рядом. Но шутить им никто не запретит, тем более, им же лучше — чем меньше людей в той квартире, тем им же проще таскать туда по очереди девчонок.
Замок щёлкает в тот момент, когда Баки уже собирается уходить. Дверь осторожно приоткрывается сантиметров на десять, и из темноты на него смотрят изумрудные глаза девушки.
— Господи, Джеймс… — выдыхает она облегчённо и открывает дверь до конца. — Ты напугал меня.
Барнс усмехается, заходя внутрь, а Натали откладывает на тумбочку не понадобившийся заряженный «Вальтер». Девушка запахивает полы своего шёлкового халата и убирает волосы за ухо. На её губах улыбка, несмотря на усталость в глазах, и Баки понимает, что она не спала.
— Ты всё это время был в штабе? — спрашивает она, обнимая его за шею, и Барнс кивает, обвивая её талию в ответ.
— Мы нашли его, — говорит он тихо, подхватывая девушку на руки. — Нашли шпиона. Филлипс сейчас допрашивает его.
Натали отстраняется, широко улыбаясь и обхватывая его пояс ногами.
— Это же отлично! Он работал один?
— Да, но… это не самое главное, что я хотел тебе сказать.
Баки подходит к столу, на котором у Натали разложены какие-то бумаги, и сдвигает их в сторону. Сажает девушку на край, на вопросительный взгляд жестом отвечая «подожди секунду». Идёт в прихожую, где на вешалке висит его пальто, достаёт из кармана свёрнутый вчетверо лист бумаги и возвращается к ней.
Натали смотрит заинтересованно и как будто бы слегка недоверчиво, склонив голову набок. Баки протягивает ей листок, вдруг чувствуя сильное волнение и лёгкую дрожь. Расправляет плечи и сцепляет руки за спиной, чтобы не выдать себя, пока девушка его разворачивает с тихим шелестом.
Её брови удивлённо изгибаются и ползут наверх, глаза внимательно изучают написанное.
— Я ничего не понимаю, — говорит она, хмурясь. — Это… разрешение на брак?
— Особое разрешение. — Баки прочищает горло и опускается перед ней на одно колено. — Наталья Романова, ты будешь моей женой?
Девушка смотрит на него растерянно. Листок выпадает из разжавшихся пальцев, и она молчит, хлопая глазами.
— Ты сумасшедший! — смеясь, заявляет она, и откидывает голову назад болтая ногами. — Сумасшедший! Джеймс, ты действительно сошёл с ума!
— Это значит «да»? — спрашивает он с улыбкой, поднимаясь на ноги. — Скажи мне, ты согласна?
Натали заливается смехом, и он обхватывает её одной рукой за талию, повалив на стол.
— Скажи мне «да», — просит он, целуя её шею и крепко держа, чтобы не выбралась. — Скажи это. Скажи «да».
— Ты сумасшедший, Джеймс! — смеясь, повторяет она, обхватывая его ногами за спину и отбиваясь в шутку. — Отпусти же меня!
— Я никогда тебя не отпущу. — Барнс ловит её руки своей и заводит за голову, прижимая к столу. — Скажи мне «да».
Он касается её губ со всей нежностью, что только есть в нём. Целует трепетно, сначала едва касаясь, но более настойчиво с каждой секундой, крепче обхватывая её талию и прижимая к своей груди. Натали высвобождает запястья из его хватки и обхватывает за плечи. Впивается в них пальцами и поднимается над столом. Баки опускает освободившуюся руку на её бедро и, придерживая, поднимает, целуя так жадно, словно ему может не хватить.
— Я люблю тебя, Джеймс Бьюкенен Барнс, — шепчет Натали на выдохе, отстраняясь, и смотрит в его глаза, пальцами гладя скулу. — Но ты снова собираешься от меня уехать воевать с Гидрой. Возвращайся ко мне со своей дурацкой миссии в Альпах, и я скажу тебе «да».
Баки улыбается от уха до уха как дурак и снова целует её, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.
***
В горах оказывается жутко холодно — гораздо холоднее, чем на обычной низменности. Костёр не разведёшь, потому что тут же заметят, так что Баки просто кутается в свою синюю армейскую куртку, прижимая винтовку к груди.
В ушах свистит ветер. Внизу — сотни метров скал и снег, а ещё железная дорога, на которую Дернир внимательно смотрит в бинокль.
Баки боится высоты до жути, но любопытство пересиливает, и он подходит к краю, останавливаясь рядом со Стивом. Смотрит вниз на бескрайние альпийские просторы и думает, что в этом, наверное, даже есть какая-то красота. Если, конечно, отбросить тот факт, что, оступившись, упадёшь и уж наверняка расшибешься в лепёшку.
— Помнишь, я затащил тебя кататься на «русские горки»? — говорит Барнс хрипло, поворачивая голову, и замечает на себе светлые глаза друга.
— Конечно, помню, — отвечает Стив, усмехаясь. — Я там чуть не помер.
Баки тоже растягивает губы в улыбке. Перед глазами проносятся беззаботные дни в Бруклине, когда они не знали, что такое война. Это воспоминание едва ощутимо греет сердце где-то под курткой.
Барнс смотрит на натянутый над пропастью трос, и внутри у него всё замирает.
— Ты решил мне так отомстить, Стиви?