Собственно в колледж я больше не вернулась, потому что перевелась в Университет Роттердама в Нидерландах. Отец все устроил.
О, какая фраза!
«Отец все устроил».
Только сейчас, я начинаю понимать, что этот план он вынашивал едва понял, что я не вырасту хлипкой, инфантильной девчонкой.
Когда в 1975 году в ФБР только съедали первых собак на поприще защиты свидетелей, отец принимал непосредственное участи в разработке методик и инструкций, после чего перешел к практике. Лучший агент на протяжении трех десятилетий, был уволен с должности, когда выяснилось, что штаты на пороге дипломатического кризиса из-за того, что была нарушена неприкосновенность подданного Великобритании, в отношении которого начали расследование.
Была известна только фамилия подозреваемого — Сомерсбри.
Дело замяли, а свидетелей отпустили восвояси.
Именно тогда и появился Финис.
Уже через неделю несчастного не было в живых, вместе со всей семьей. Отец должен был лично замести следы. Сомерсбри вышел сухим из воды, а Винсент Кросс провел следующие десять лет в тюрьме, разрабатывая для себя новый план действий. В его распоряжении остались огромные ресурсы, хотя прежнее руководство об этом даже не подозревало.
Имена, названия городов, настолько замысловатые, что я даже не надеялась потом найти их на карте, лишения, испытания, ранения, и огромные деньги. Отец выдавал мне правду о своем прошлом небольшими порциями. И только когда, зашел вопрос о моей физической подготовке, я узнала, что Роттердам тоже будет частью прикрытия.
Мама с Сьюзи потеряли меня из виду на два года. Только редкие звонки и письма с моей загорелой физиономией, подтверждали тот факт, что я жива. Все потому, что обращаться с оружием, осваивать искусство рукопашного боя и выживания в жестких условиях, я научилась, когда проходила обязательную службу в израильской армии. Я попала в батальон «Каракаль». Больше года пришлось патрулировать границу неподалеку от Синая, задерживая контрабандистов и нелегальных эмигрантов.
Это было невероятно, но я прибывала в полном восторге от всего, что со мной творилось и только тоска за мамой и Сьюзан, добавляла ложку дегтя. Но папочка быстро обновил мне эту «ложку» вбивая в сознание острый клин с новой фобией, а точнее, паранойей. Слежка! Каждую минуту, каждое мгновенье я должна была помнить, что за мной могут следить те самые люди, которые знали о существовании Финис. Для многих это имя стало мифом, но в ФБР и Интерполе, оно ассоциировалось с позором, который покрывал их деятельность. Другими словами — никаких «хороших» знакомых, и тем более друзей. Вот тут уже начались сложности.
Я всегда была общительным человеком и долгое время держать в себе накопившиеся переживания не могла. Несвязный поток мыслей, в основном, приходился на маму, но ее рядом не было, а сотовый папаша изъял еще в аэропорту Бен-Гурион, вынул симку, а сам аппарат разобрал на составляющие, после чего похоронил в своем чемодане.
Хотя, жесткими эти условия было трудно назвать. Единственный кому удалось капитально переломить мне психику был мой родной отец.
Условие номер один - любое новое знакомство, я должна была начинать с мысли о том, каким образом я смогу нейтрализовать этого человека — быстро и тихо.
Очередной этап плана отца претворялся в жизнь. За очень короткий промежуток времени, он удосужился сделать мне английское, хорватское, израильское и итальянское гражданство.
После Израиля мы переехали в Румынию. Нет, учить румынский мне не пришлось. Поселившись в основательной глухомани под названием — Биделе, мы перешли к закалке.
В прямом смысле.
Я часами бегала по лесистой местности в летних шортах и футболке, а если мне не хотелось, то мистер Кросс скручивал меня в бараний рог — к этому у него был талант — ставил мне парочку хороших тумаков, завязывал глаза и вывозил в неизвестном направлении с компасом, бутылкой воды и парой кусков вяленого мяса, выкидывал подальше от дороги и уезжал. Ах, да... В качестве поблажки мне выдавались тонкие спортивные штаны и куртка. Учитывая тот факт, что период обучения пришелся на раннюю весну, приходилось мириться с температурой воздуха в пять-шесть градусов тепла и буквально бороться за свою жизнь.
Так что, по желанию убивать у меня была твердая пятерка. Потом пошли испытание посерьезнее.
Памятуя о том, что в спину мне будут дышать десятки людей, желающие моей смерти, а ни в коем случае не должна была исключать того факта, что меня могут рано или поздно «арестовать». Папа пояснил, что смертный приговор штука довольно желанная только потому что, его исполнению предшествует затяжной период допросов, ну, или если угодно откровенных пыток. Когда льют воду на покрытое полотенцем лицо — это детские игры. Другое дело, когда к местам, где находятся скопления нервных окончаний подают ток или медленно вводят раскаленные иглы от шприцев, это дико больно. А еще прижигания, выворачивание суставов... Если человек не ломается, то начинают применять психологические приема — лишение сна, воздействие звуком, когда под стробоскопами воет какофония на всех диапазонах в течении двух суток, голод, жажда и боль отступают на второй план и начинаются галлюцинации. Тут главное не переборщить, потому что многие теряют рассудок.
Собственно папа собственноручно перепробовал на мне весь набор, но прежде предупредил о последствиях и долго отговаривал. Разве что до насилия не дошло.
Те два месяца я не забуду никогда. Все шрамы потому убрали в частной клинике пластической хирургии откуда я и сбежала. У меня оставался номер телефона Кросса, которого уже перестала в мыслях звать отцом.
Пришлось жить на улице, скитаясь от деревни к деревне. Благо, что в Румынии люди привыкли к цыганам и на меня особо не обращали внимания. Пару недель я отработала на одной птицеферме под Лугожем. Ее владелец — худой, седой мужчина средних лет был добр ко мне и всячески намекал, что не против чтобы я расширила свой круг обязанностей, перебравшись к нему в спальню. Я отказалась, а он пожал плечами и снял меня с чистки курятников, переведя в «убойный» цех. Куриные головы летели из-под топора ладно и без промедления. Мой застывший взгляд, поджатые губы и забрызганное кровью лицо являло собой то еще зрелище, так что сославшись на недостаток денег меня попросили, но за работу оплату выдали. Эти гроши были истрачены за пару дней.
Нормально заработать удалось, когда я добралась до Тимишоара и устроилась в один из баров на подпевку, но проникновенные песни местной солистки едва были слышны, потому что «второй» голос выдавал такую дрожь и томление, что завсягдатаи заведения забывали опустошать свои стопки и слушали меня открыв рты. Вскоре появились поклонники. Хозяин бара, поставил меня на сольные выступления. Половину заработка я брала алкоголем.
Следующие недели я провела в пьяном угаре, стараясь переварить тот факт, что должна прийти к судьбоносному решению.
Месяц без надзора отца почему-то не принес облегчения. Публика была приличная и никто не распускал рук, наоборот, сплошные предложения помочь, потому что мой внешний вид оставлял желать лучшего. Но труды отца не прошли даром, я загиналась от паранойи. Доходило до того, что спокойно вести диалог я могла не с живым человеком, а только с дядюшкой Пекосом, который был набит у меня на руке. До безумия оставалось всего ничего.
Я вернулась в Биделе, как милая, обнаружив Кросса в самом безмятежном расположении духа. Как оказалось, он даже не собирался меня искать. Более того, этот невероятный тип был полностью уверен, что я вернусь.
Конечно! Не могло же столько лишений пойти напраслиной.
Проклятая психология!
Чувствительность, как физическая, так и эмоциональная притуплялась в последствии с каждым годом все больше и больше.
В этом году Сьюзан исполнится шестнадцать. Мы перебрались в Хорватию. Отец переписал на меня свой дом и землю. Он уведомил меня об этом через нотариуса и не удосужился даже позвонить мне.
Наши отношения со Сью нельзя было назвать сложными. Этот этап мы давно прошли. От самих отношений на сегодняшний день остались одни воспоминания. И все из-за моей «работы».