Андрей быстро набрал знакомый номер.
— Ира? Это снова Ветров. Анна дома?
— Нет.
— Как «нет»?! Не ври, Калинкина! Это ведь она попросила тебя узнать насчет конкурса имени Бузони.
— Ага, — хихикнула Ирка. — Но ее правда нет дома. Уже нет, — уточнила она.
— Куда же она подевалась?
— А шут знает! Оделась и ушла. Странная она какая-то в последнее время. Сначала попросила подобрать ей одежду валютной проститутки. Потом вообще исчезла на три дня. А сегодня заявилась среди ночи и как пристанет: «Позвони Ветрову, позвони Ветрову!»
— А зачем ей понадобилось знать, где проходит этот конкурс?
— А я откуда знаю? Когда я передала ей твой ответ, она вдруг начала хохотать как ненормальная. А потом вообще понесла такую околесицу!
— Какую околесицу?
— Начала спрашивать, какие самые дорогие подарки я получала в жизни. Ну, я и говорю: «От родителей — видеомагнитофон. А от мужика — комплект белья за двести баксов». А она говорит: «А какой бы ты хотела получить подарок? Самый дорогой!» Я отвечаю: «От квартиры бы, наверное, не отказалась». И тут она ни с того ни с сего разозлилась и давай орать: «Ты, Калинкина, прямо как Шура Балаганов, которому для полного счастья нужно шесть тысяч четыреста рублей». И ушла. Дура, правда?
— Правда, — с удовольствием согласился Ветров.
Как ни странно, разговор с Иркой успокоил Андрея. Он докурил сигарету и вернулся в спальню. Наташа тоже не спала и при свете ночника читала книгу. Андрей с наслаждением растянулся рядом с ней.
— Какой бы ты хотела получить самый дорогой подарок? — спросил он ее.
— Вечную молодость, — ответила она после небольшой паузы. — А ты?
— Крылья, — твердо ответил Ветров.
Глава 24
Крылья в подарок
Время очередной планерки подошло незаметно.
Ветров чувствовал себя ужасно: двоечником, который не выучил урок и до дрожи боится, как бы учитель не вызвал его к доске. Он все время ждал, что Гудковский спросит его о новой статье. Как разочарован будет Игорь Борисович, когда его любимчик и ученик впервые в жизни скажет, что статья не получилась и что он зря морочил всем голову пустыми обещаниями.
— Ну-с, Андрей. Как твои дела? Ты обещал на этой неделе сдать материал. Мы все на тебя надеемся.
Вот и дождался.
— Статьи не будет, Игорь Борисович.
— На этой неделе?
— Ни на этой, ни на следующей. Статьи не будет вообще.
— Почему?
— У меня нет фактов, — сказал Андрей. — А писать на отвлеченные темы мне бы не хотелось.
Андрей покосился в сторону Старцевой. Небось рада до смерти! Торжествует, глядючи, как облажался ее главный конкурент. Но нет: Старцева сама сидит мрачнее тучи и подозрительно прячет глаза от главного редактора.
— Печально, — поправил очки на переносице Гудковский, что всегда служило у него признаком крайнего недовольства. — Но я надеюсь, что хотя бы молодое поколение еще не утратило вкус к работе. Чем ты нас порадуешь, Анна? Твоя статья о деле Андреади готова?
— Боюсь, что нет, Игорь Борисович, — еле слышно ответила Старцева.
— Очень хорошо, — зловещим голосом сказал Гудковский. — Когда же ты ее закончишь?
— Боюсь, что никогда, — еще тише сказала она.
— Еще лучше. И все же: почему?
— У меня тоже нет фактов. И мне тоже не хотелось бы писать на отвлеченные темы, — объяснила она. — Извините.
— Я чего-то не понял, кто у кого слова сдирал? — встрял в разговор первый остряк «Репортера» Стас Князев и тут же притих под тяжелым взглядом Гудковского.
На этой оптимистической ноте планерка закончилась. Гудковский распустил команду, не сказав обычной напутственной речи, не пожелав творческих успехов. Он был так разочарован, что даже не напомнил Старцевой ее обещание отдежурить месяц в группе «выпускников». По правде сказать, он просто не хотел никого видеть.
«Скверное дело, — говорили между собой репортерщики. — Гудок расстроен не на шутку. А все эти двое: выпендриваются друг перед другом, наобещают с три короба, а потом — извините, нету фактов!»
Кое-кто осуждал выскочку Старцеву и защищал Ветрова. Другие наоборот — что простительно новичку, непозволительно опытному журналисту. В число первых входил и сам Андрей Ветров.
Он не то чтобы осуждал Старцеву, скорее, не понимал ее. Она что-то узнала, это факт. Ее встреча с итальянцем, таинственное исчезновение на три дня и вопрос, который она задала ему через Ирину, это подтверждали. Но почему-то она решает скрыть правду и на глазах у всей газеты заявляет, что у нее нет фактов. Бессовестное вранье! Ее не оправдывает даже то, что она женщина.