Мы позавтракали в Шантийи, но замок был закрыт. Парень по имени Хулио курил через свой янтарный мундштук и нес всякую околесицу о музыке. Женщины упивались его речами, даже Хеста. Она сидела за столом напротив него и, опустив подбородок на руки, не сводила с Хулио глаз. Все они действовали мне на нервы. Я вышел и поболтал со старушкой, управлявшей отелем. Во дворе играл малыш — ее внук. Он оказался очень приветливым и сразу же стал тянуть меня за руку, желая что-то показать. Было так забавно слушать, как он лепечет: такой маленький — и говорит по-французски! Я бросил ему мячик, и он довольно неуверенно заковылял за ним на своих толстых ножках.
— Voulez-vous jouer avec moi?[28] — спросил он басом.
— Конечно, — ответил я со смехом, и он уставился на меня озадаченно, засунув палец в рот.
Мы принялись бросать мячик друг другу. Это было так весело! Вскоре из отеля вышла вся компания.
— Хеста, — позвал я, — иди сюда, тут такой чудесный малыш…
— Что ты тут делаешь? — спросила она. — Ты так невежливо ушел из-за стола.
— Прости, дорогая, — ответил я. — Нет, ты только посмотри, я в жизни так не смеялся.
— Ты сумасшедший. — Она взглянула на карапуза. — Пошли, все ждут, мы едем в еще одно место.
Ей, по-видимому, не терпелось сесть в машину. Я дал малышу монетку в два франка.
— Pour acheter des sucettes,[29] — сказал я. Потом с серьезным видом пожал ему руку и последовал за Хестой к автомобилю.
Она вынула из сумочки зеркальце и размазывала пальцем красную помаду на губах.
— Мы сядем как раньше? — спросила она. Видно было, что она прекрасно проводит время.
Остаток недели прошел довольно спокойно. В канун Нового года была вечеринка у друзей Хесты. Мне ужасно не хотелось идти — лучше бы мы пошли куда-нибудь вдвоем. Даже если бы мы пообедали в каком-нибудь многолюдном месте, к полуночи вернулись бы домой и были одни.
Это был наш первый Новый год. Мне казалось, что нужно встретить его как-то по-особенному.
Но Хеста рвалась на вечеринку. Это был костюмированный бал. Сначала мы должны были что-нибудь выпить у Ванды дома, а потом пойти куда-то танцевать. Хеста нарядилась апашем. Она надела черные брюки и малиновую рубашку, набелила все лицо, за исключением губ, и зачесала волосы за уши.
Она встала передо мной, подбоченясь.
— Ну как? — спросила она.
Теперь у нее появилась новая манера: порой она флиртовала со мной, как будто мы были незнакомцами. Это было довольно глупо. Но тем не менее выглядела она восхитительно.
— Если бы ты была мальчиком, меня посадили бы в тюрьму за аморальное поведение, — сказал я. — Ты будишь во мне противоестественные инстинкты. Иди сюда.
— Нет, — возразила она, — ты мне все смажешь, меня нельзя трогать.
— Дорогая, нам действительно нужно идти на эту вечеринку?
— Конечно, и поторопись, — ответила она.
Мне не хватило изобретательности: я просто купил бархатные брюки и надел старую рубашку Хесты, а на шею повязал платок. Бог его знает, кого я изображал. В любом случае, я выглядел законченным дураком. Мы поймали такси и отправились к Ванде. Все были в сборе, и там было еще несколько человек, которых я не знал. А Хеста, по-видимому, была знакома со всеми. Ее приятель Хулио опоздал, но когда он наконец появился, то устроил целое представление: он был в костюме тореадора и так красовался и переигрывал, что не было сил смотреть.
«Разве он не великолепен?!» — завопила Ванда.
Все они столпились вокруг него. Он смеялся и пожимал плечами, притворяясь, что ему безразличен произведенный эффект.
Я стоял в углу, беседуя с некрасивой девушкой, которая нелепо выглядела в восточном одеянии, с бренчавшими браслетами. Она спросила, не бывал ли я в Персии, и я ответил: «Нет, не бывал». В общем, было тоскливо, и мы оба обрадовались, когда кто-то крикнул: «Пошли!» После этого я за целый вечер не перемолвился ни единым словом с этой дурнушкой.
Когда мы прибыли в дансинг, возникла неразбериха со столиками, и, поскольку нам не достался длинный, пришлось составить вместе три коротких. Там было душно, сильно пахло духами и стоял табачный дым. А тут еще эти дурацкие маскарадные костюмы!