— Как трогательно ты выглядишь на этом фото, — сказала она, — как маленький потерявшийся мальчик.
Я быстро захлопнул паспорт и наклонился, чтобы закрыть чемодан.
— Ты бы лучше поймала такси на бульваре Монпарнас, — попросил я.
Времени для размышлений совсем не осталось, потому что все прошло в страшной спешке. Хеста поехала со мной на Северный вокзал. Мой поезд отходил в десять часов, место было во втором классе. Носильщик положил мой чемодан на полку. Я вышел на платформу и прогуливался взад и вперед вместе с Хестой.
— Обещаю, что там не задержусь, — сказал я. — А ты не должна сидеть дома в одиночестве. Ходи куда-нибудь и развлекайся.
— Где ты остановишься? — спросила она.
— Не знаю, найду какой-нибудь маленький дешевый отель.
— Ты напишешь, правда?
— Я не могу обещать, возможно, у меня будет мало времени. Ты не должна ждать письма.
— En voiture, messieurs, mesdames,[30] — закричал кто-то.
— Мне пора, дорогая, — сказал я.
Я машинально поцеловал ее второпях — мне не хотелось признаваться самому себе, как я взволнован. Я высунулся в окошко и смотрел на Хесту. Она казалась такой маленькой, как ребенок, и испуганной.
— Ты никогда еще не оставлял меня, — сказала она.
— Со мной все будет в порядке, — ответил я. — Скоро вернусь. Лондон меня не изменит.
— Дело не в этом, — возразила она.
— А в чем же?
Но в этот момент поезд медленно тронулся с места.
— Дик, — позвала она, — Дик!
Я махал ей, улыбнулся, но не мог же я кричать при всех этих людях на платформе, что я ее люблю?
— Береги себя, детка, — сказал я.
Я продолжал смотреть из окна, и ее фигурка становилась все меньше и меньше, пока не растаяла в толпе, а потом вагон повернул и платформа скрылась из виду.
Я уселся с газетой и начал читать, и хотя я был охвачен волнением из-за Лондона и своей книги, на душе у меня было как-то пусто и тоскливо.
Глава седьмая
Я прибыл в Лондон примерно в четверть шестого. Мне было известно, что в районе Блумсбери есть множество отелей. Я поймал такси и попросил шофера ехать в этом направлении. Если что-нибудь придется мне по душе, я постучу по стеклу.
В Лондоне было как будто теплее, чем в Париже, но промозгло и немного туманно. Да, в неуютное место я приехал. При тусклом свете трудно что-то различить. На улицах было полно народу, люди стояли в очереди на тротуаре в ожидании автобуса. У магазинов был необитаемый вид, и повсюду царил дух уныния: Рождество закончилось, а впереди — весь холодный январь.
Такси с шумом объехало Рассел-сквер. Туман здесь был более густой, и каждый дом казался отелем, причем ни один из них не выглядел заманчиво. Наконец я постучал по стеклу, и мы остановились перед отелем на Гилфорд-стрит. Вышел мальчик-слуга и взял мой чемодан.
— Вы забронировали номер, сэр? — спросил он.
— Нет, — ответил я.
Мне пришлось проследовать за ним в контору, где сидела женщина в очках. Сначала с ней было трудно договориться: она сказала, что номеров нет.
— Мне понадобится комната на неделю, а вполне вероятно, что и дольше, — не сдавался я.
— О, в таком случае… — начала она.
Мне пришлось расписаться в журнале, пока она манипулировала с ключами.
— Отведи этого джентльмена в номер пятьдесят восемь, — велела она.
Лифта там не было, и мы потащились по лестнице на четвертый этаж. Мальчик ввел меня в маленькую комнату со скошенным потолком. Там было холодно, никакого центрального отопления. Обои были полосатые, а в камине — какая-то штука, смахивавшая на веер. Появилась горничная — она принесла горячую воду в медном кувшине. Я открыл окно и почувствовал запах тумана. В конце улицы мальчик, продававший газеты, выкрикивал: «Последний ночной выпуск!»
— В какое время вас разбудить утром, сэр? — спросила горничная.
— Не знаю, — ответил я.
— Завтрак в столовой, с восьми часов, — сообщила она.
Мне хотелось обратно в Париж, хотелось пойти в «Купол» и чего-нибудь выпить. Лондон был для меня чужой.
Я спустился по лестнице и зашел в гостиную, где люди сидели у камина. Седовласая пожилая леди вязала, беседуя с мужчиной в пенсне. Остальные читали газеты. Я взял газету, но новости были мне неинтересны: ведь я так давно не был в Англии. В семь часов позвонил гонг к обеду, глухо и скорбно. Я уселся за маленький столик в углу. На нем стояла вазочка с печальными цветами. Официантки были в черном, все разговаривали шепотом.
Сначала я подумал, что кто-то умер, но спустя какое-то время понял: просто это Англия. Хлеб был нарезан маленькими квадратиками; подали чуть теплый томатный суп, за ним последовала тепловатая треска, затем — едва теплый бифштекс с жареным картофелем и капустой и, наконец, почти холодный пудинг.