На концерте во время антракта я сидел молча, устремив взгляд на опустевшую сцену. Хеста взяла мою руку и подержала в своих, а я перевел взгляд на нее. Она улыбалась.
— Что случилось? — спросила она. — Тебе не нравится, ты недоволен?
— Нет, — возразил я, — концерт просто великолепен. Со мной все в порядке.
— О чем ты думаешь? — продолжала она.
— Ни о чем, дорогая.
— Ты всегда так говоришь, всегда притворяешься, что ни о чем не думаешь. Скажи мне, Дик, у тебя такой несчастный вид.
— Не знаю, я думал о тебе.
— Обо мне?
— Да.
— Расскажи мне.
— Я просто обдумывал то, что ты мне сказала на днях, — ты меня немного расстроила. Мне кажется, я вел себя с тобой не так, как надо. Наверное, иногда тебе со мной было скучно, Хеста.
— Нет, дорогой, никогда. Не думай о том, что я сказала, я на самом деле так не думаю. Я устала и наговорила глупостей, так что ты не должен расстраиваться. Я счастлива, безумно счастлива.
— Правда, любимая? — спросил я. — Ты уверена в этом?
— Конечно, Дик. Эти последние несколько дней были такими чудесными, и я чувствую себя просто свиньей из-за того, что наговорила тебе в ту ночь. Ты же не будешь об этом помнить, не так ли? Обещай, что не будешь. Я счастлива, дорогой, счастлива.
— В самом деле?
— Посмотри на меня.
Началось второе отделение концерта, и мы продолжали держаться за руки, будто мальчик и девочка, которые впервые вместе пошли куда-то; дети, которые стесняются своей любви, и им необходимо касаться друг друга. Почему-то после этого мне сразу стало легче. Я посмотрел на Хесту, сидевшую рядом, и мне показалось, что она уже не так бледна, что исчезли тонкие морщинки в уголках рта и затравленный взгляд. Она сказала, что счастлива. У нее действительно был счастливый вид. Может быть, я сделал из мухи слона и ни к чему принимать все всерьез? Она была в тот момент расстроена из-за своей музыки, к тому же устала, а я, в свою очередь, был раздражен и взволнован из-за книги. В ту ночь мы оба были не в лучшем настроении. Через неделю я бы посмеялся над собой и понял, что вел себя как дурак. Такая сцена из-за какой-то ерунды! Да, нельзя терять чувство юмора.
Хеста прелестно выглядела. С ней все было в порядке. Я прошептал ей в темноте:
— Я люблю тебя.
На следующий день я почувствовал, что могу продолжать работу над своей книгой. Сначала я спросил Хесту, не возражает ли она, и она ответила: конечно нет. Так что все складывалось удачно, и я проработал весь день. Правда, я закончил рано вечером. На следующий день я поработал немного дольше, но компенсировал это, сводив Хесту вечером в театр. Погода была холодная, небо серое.
— Как насчет Барбизона? — осведомился я.
— Я оставляю это на твое усмотрение, дорогой, — ответила она.
— В такую погоду там не очень-то хорошо, не так ли?
— Пожалуй, да.
— Я думаю, если бы мы поехали туда и все время стояла такая погода, было бы довольно мерзко.
— Конечно, Дик.
— Нам бы там быстро надоело.
— Да.
— А что, если отложить эту поездку?
— Может быть, на следующей неделе или через неделю? — предположила она.
— Что-то в этом роде. Работа с книгой идет так хорошо, что порой жаль ее бросать. Но сначала скажи, что не возражаешь, ты должна пообещать, что будешь счастлива.
— Даю честное слово, что счастлива. Даю слово, что не возражаю, — заверила она.
— Конечно, мы как-нибудь съездим туда.
— Я уверена.
— Я бы на твоем месте продолжал брать уроки, дорогая, я бы это обязательно сделал. Уверен, что это пошло бы тебе на пользу, ведь музыка чудесна, не правда ли? И в любом случае — о, я бы непременно сделал это на твоем месте.
— Согласна, Дик.
— Хорошо. Мне бы тогда не пришлось беспокоиться, что тебе скучно.
— Согласна.
— Дорогая! Значит, мы счастливы, не так ли?
— Да, мы счастливы.
В конце концов мы так и не поехали в Барбизон, поскольку Хеста не напомнила, я совсем забыл об этом. Казалось, она была довольна своими уроками музыки, так что я снова мог сосредоточиться на своей книге.
Глава шестая
Я ясно вижу ту позднюю осень, на смену которой уже шла зима. Дни становились пасмурными, смеркалось в половине пятого. Я вставал со стула, закрывал ставни за окном, щупал батареи, удивляясь, почему они едва теплые, а потом возвращался к столу и принимался искать ручку и шуршать страницами блокнота. Напевая, по лестнице поднималась Хеста, она сразу же заходила в соседнюю комнату, чтобы не мешать мне. Бросала папку с нотами на кровать, переставляла стул или выдвигала ящик.