– Пистолет, пожалуйста, – еще ласковее сказал он. – Я настоятельно рекомендую...
– Который час, надзиратель?
Он немного удивился. Часы уже были на моем запястье, но они остановились.
– Почти полночь, а что?
– Какой день?
– Конечно же, воскресенье, мой дорогой сэр. Я старался думать и держал пистолет так близко от доктора, что он мог бы попытаться схватить его.
– Прошло 48 часов. Не удивительно, что у меня были припадки. Кто привез меня сюда?
Он уставился на меня, и его левая рука начала подбираться к пистолету. Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы с ним неплохо провести время.
– Не заставляйте меня сердиться, – проговорил я. – Не заставляйте меня утратить мои светские манеры и безупречный английский. Сейчас же расскажите, как я сюда попал.
Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А я отдернул руку и положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.
Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко вздохнул, и брезгливая дрожь передернула его. Вкус виски ему не понравился. Наркоманам не нравится спиртное.
– Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, – резко сказал он, – Вас поместил сюда блюститель порядка.
– Блюститель порядка не сможет этого сделать. Это его немного озадачило. Лоб наморщился. На желтоватом лице отразилась тяжелая умственная работа. – Взболтайте и налейте еще, – посоветовал я, – Кто поместил меня сюда? Когда и зачем? Я очень зол сегодня, Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю неделю. Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется нежная музыка.
– У вас наркотическое отравление, – холодно сказал он. – Вы чуть не умерли. Я должен был три раза давать вам дигиталис. Вы дрались, вы кричали, вас надо было привязать, – его речь была такой быстрой, что, казалось, слова сами выскакивали изо рта. – Если вы покинете мою клинику в таком виде, у вас будут серьезные неприятности.
– Вы сказали, что вы, доктор. Доктор-медик?
– Конечно. Я – доктор Зондерборг, как я уже сказал.
– Вы не кричите и не деретесь, когда у вас наркотическое отравление, доктор. Вы просто лежите в коме. Проделайте еще и снимайте сливки, пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в ваше веселое заведение?
– Но...
– Никаких «но». Я сделаю из вас мокрую курицу, утоплю в бочке мальвазии. Или предпочитаете другой сорт? Впрочем, я бы сам отказался утопиться в вине. Шекспир знал толк в выпивке. Давайте примем еще лекарства, – я взял его стакан и налил еще парочку порций. – Вперед, Карлофф) – Вас сюда поместила полиция.
– Какая полиция?
– Естественно, полиция Бэй Сити, – его беспокойные желтые пальцы вертели стакан. – Вы же в Бэй Сити.
– О, а у полицейского было имя?
– Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу вечером Галбрейт вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице в полубессознательном состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что вы – наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.
– Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?
Он развел беспокойными руками.
– Я говорил вам много раз, что вы были больны, да и сейчас еще не здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.
– Тогда я должен вам заплатить.
– Конечно, – он пожал плечами. – Двести долларов. Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.
– Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.
– Если вы уйдете отсюда, – резко заявил он, – вас сразу же арестуют.
Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:
– Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф, не за то. Откройте стенной сейф! Он быстро встал.
– Вы зашли слишком далеко.
– Вы не откроете его?
– Скорее всего, я не открою.
– А я держу пистолет в руке. Он улыбнулся, слабо и печально.
– Ужасный большой сейф, – сказал я. – Новый, наверное. А это – прекрасный пистолет. Вы не откроете? Ничего не изменилось в его лице.
– Черт возьми, – сказал я. – Когда у тебя в руке пистолет, то люди делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?
Он улыбался. В его улыбке было садистское удовольствие. Я оперся о стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.
Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.
Я стоял, прислонившись к столу некоторое время, глядя ему в глаза. Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.
– Пока, – сказал я. – Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.
Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в цветнике, обнесенном белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался угловым. Холодная, безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.