Испуганная Лиза встала.
— Ты должна слушаться маму. Тебе нельзя больше его видеть. Иначе ты позволишь ему такие вольности, в которых будешь раскаиваться всю жизнь!
— Наверное, ты права, — тихо проговорила Софи. — Но я не могу не видеть его.
— Ты должна!
— Лиза, он ведь не просто бесчестный развратник, который хочет меня соблазнить. Он мой друг. Настоящий друг. Я просто не представляю жизни без него.
Темные глаза Лизы наполнились ужасом.
— Софи, ты ошибаешься. Эдвард Деланца тебе не друг. Если бы он был твоим другом, у него не было бы бесчестных намерений.
И Софи вздрогнула, услышав в этих словах жестокую правду.
Глава 14
Эдвард, совершенно одетый, сняв лишь пиджак, лежал на кровати в своем номере и глядел в потолок. Он заложил руки за голову и следил за медленным вращением лопастей вентилятора. На его лице застыло сосредоточенное выражение.
Как он ни старался отвлечься, все равно постоянно думал о Софи. Вспоминал, как она ликовала, когда Жак сказал, что покупает его портрет, и как сильно огорчилась, когда Сюзанна заявила, что этот же самый портрет отвратителен… Вспоминал, как она рассердилась вчера, когда он вынудил ее согласиться на прогулку с Генри Мартеном, но ведь он старался для пользы самой Софи, хотя ему и не слишком приятно, что она будет веселиться в обществе другого мужчины. И еще вспоминал, как она ответила на его поцелуй там, в мастерской, когда он повел себя отнюдь не по-джентльменски.
И никак не удавалось отделаться от воспоминания, как Софи коснулась его лица после ухода француза. Тут уж сердце самым странным образом подпрыгивало. Эдвард стиснул зубы, на его щеке постоянно подергивался мускул. Он был достаточно опытен, чтобы распознать любовь, понять, что женщина любит его… И в тот момент, когда Софи коснулась его щеки, он понял, что она его любит. Наверное, будь он не так невнимателен и бессердечен, он бы заметил это раньше. Тогда, в мастерской, Эдвард видел лишь ее желание, ее страсть и понимал, что Софи полностью сдалась на его милость, но он не ушел, он не подумал о том, что девушка может полюбить. Теперь же, оглядываясь назад, он видел много опасных признаков, которые следовало заметить раньше.
Конечно, можно не сомневаться, что эта любовь порождена не только желанием, но и благодарностью. Но это не имеет никакого значения. Несчастье уже случилось. И Эдвард обязан положить всему этому конец.
Эдвард ненавидел себя. Он вторгся в жизнь Софи, чтобы научить девушку жить полной жизнью, ему и в голову не приходило влюблять ее в себя. Он здорово ошибся… И даже если бы он хотел жениться на Софи (а такого желания у него не возникало), он все равно никогда бы этого не сделал, поскольку был уверен, что любой брак со временем обращается в руины.
Эдвард крепко зажмурил глаза, пытаясь отогнать болезненные воспоминания. Но это не помогло. Да, брак его родителей был сплошным фарсом. Мать изменяла отцу самым непристойным образом, и все это прикрывалось ложью и фальшью. Этот брак давно уже распался, но Эдвард успел увидеть его пугающие последствия. И он никогда не мог простить матери ее бесконечный эгоизм.
Эдвард резко сел, свесив ноги с кровати. Когда он говорил Софи, что во многом старомоден, он не лукавил. И именно из-за своей старомодности он вел распутную жизнь. Брак — это навсегда, клятвы даются навечно, однако Эдвард слишком хорошо знал, что большинство людей быстро забывают о своих обещаниях.
Похоже, Софи приняла его за благородного рыцаря, но скоро она узнает его лучше. Он одержал грязную победу. Он не рыцарь в сверкающих доспехах, и никогда им не станет.
Но, Боже, как ему хотелось выглядеть рыцарем в глазах Софи!.. Он понял, ему просто необходимо, чтобы Софи думала о нем хорошо, верила ему, смотрела на него как на галантного искателя приключений, героя из романов — потому что никто и никогда не смотрел на него так. Но он сам выдал свои намерения — и сам все испортил, потому что теперь Софи полюбила его.
Эдвард чувствовал, что не в силах оставить ее теперь, когда все только лишь началось. Он хотел увидеть, как осуществятся ее мечты — все мечты. Он хотел разделить с ней радость победы — многих побед. Но это было невозможно. Он сам лишил себя выбора. Он должен уйти, пока не задел всерьез ее сердце, пока не погубил то, что осталось от ее невинности, от ее надежд, от ее будущего.
Софи отчаянно старалась ни о чем не думать. Она выбежала из дома почти в панике, забыв о предостережениях матери и советах Лизы. Но сейчас, пересекая роскошный вестибюль отеля «Савой», она чувствовала себя так, словно все вокруг глазеют на нее, словно каждый знает, куда она идет, к кому и зачем.
Но она не должна останавливаться… не сейчас. У нее хватало здравомыслия, чтобы понять правоту Лизы. Эдвард не мог быть ее другом, потому что у него бесчестные намерения. И все же, вопреки логике, Софи сердцем чувствовала, что Эдвард ее настоящий союзник, что он ее искренний друг, что она может доверить ему даже свою жизнь. И разве Эдвард не доказал свою дружбу, уговорив Жака Дюран-Ру посмотреть ее картины?
Но разум и логика не могли примирить и совместить советы Лизы и предостережения Сюзанны с горячими чувствами Софи, и она спешила, как только могла. К нему. К своей судьбе… пусть даже ей суждено стать всего лишь любовницей, а не женой.
Остановившись у стойки портье, Софи, с пылающими щеками, спросила, в каком номере остановился мистер Деланца. Она чувствовала, что портье смотрит ей вслед, но все же решительно вошла в отделанную бронзой дверь лифта. Очень медленно лифт поднялся на пятый этаж. Софи, стиснув кулаки, молила, чтобы он шел побыстрее. Ей казалось, что пара, вошедшая в лифт вместе с ней, пялится на нее.
Остановившись перед дверью номера Эдварда, Софи отбросила все посторонние мысли, ей хотелось очутиться в его объятиях, в его постели. Она живо представила его руки, его прикосновения, его поцелуи, его любовь… И в то же время ее охватило отчаяние. Такое, какого она не испытывала никогда в жизни. Она постучала.
Спустя мгновение вышел Эдвард. Он был без пиджака, в одном жилете. Брови его поползли вверх.
— Софи?
Она молча смотрела на него, не зная, что сказать.
— Софи, что случилось? — резко спросил он, хватая ее за руку.
— Ох, Эдвард! — Всхлипнув, она прижалась к его груди. — Можно мне войти?
Эдвард изумленно всмотрелся в нее. Он не сразу ответил, и Софи испугалась, что он прогонит ее. Эдвард оглядел коридор, но, к счастью, поблизости никого не было.
— Подождите, я надену пиджак, и мы найдем удобное местечко, чтобы поговорить, и вы расскажете, что вас так встревожило. — Не улыбнувшись, он прикрыл дверь, оставив Софи ждать снаружи.
Софи смотрела на дверь, готовая разрыдаться. Ей хотелось войти в эту комнату, очутиться в объятиях Эдварда. Но она неподвижно стояла на месте, не понимая, почему он не позволил ей войти.
Дверь почти сразу распахнулась снова, и Эдвард повлек Софи к лифту.
— Не слишком удачная идея — явиться сюда, но гораздо хуже то, что вы направились прямиком в мой номер, — заявил Эдвард почти грубо. — Кто-нибудь видел, как вы поднимались наверх?
Софи внезапно рассердилась:
— Вот не знала, что вы так печетесь о своей репутации!
Он нажал кнопку вызова лифта.
— О своей — нет. Но вот о твоей — да.
Софи сразу растаяла.
— Извините, — прошептала она. — Я сама не знаю, что говорю.
— Это я понял, — сказал Эдвард уже более мягко. В его глазах отразилось искреннее сочувствие. — Хочешь прокатиться за город?
Софи кивнула.
Они миновали Бруклинский мост и поехали в сторону Лонг-Айленда. Эдвард вел машину молча. Софи, похоже, совершенно ушла в свои мысли и не обращала внимания на очаровательные пейзажи. И ничего не говорила. Эдварду очень хотелось узнать, что ее так тревожит, но он был достаточно хорошо воспитан, чтобы не проявлять навязчивости. Чуть позже Софи задремала — ясно было, что она крайне измучена. Потом ее голова склонилась набок и прильнула к плечу Эдварда.