- Вы тяжело ранены? - спросил он. Это был человек высокого роста, в стальных очках.
- Обе ноги.
- Надеюсь, не серьезно. Хотите сигарету?
- Спасибо.
- Я слыхал, вы потеряли двух шоферов?
- Да. Один убит, другой - тот, что вас привел.
- Скверное дело. Может быть, нам взять их машины?
- Я как раз хотел просить вас об этом.
- Они у нас будут в порядке, а потом мы их вам вернем. Вы ведь из двести шестого?
- Да.
- Славное у вас там местечко. Я вас видел в городе. Мне сказали, что вы американец.
- Да.
- А я англичанин.
- Неужели?
- Да, англичанин. А вы думали - итальянец? У нас в одном отряде есть итальянцы.
- Очень хорошо, если вы возьмете наши машины, - сказал я.
- Мы вам возвратим их в полном порядке. - Он выпрямился. - Ваш шофер очень просил меня с вами сговориться. - Он похлопал Гордини по плечу. Гордини вздрогнул и улыбнулся. Англичанин легко и бегло заговорил по-итальянски:
- Ну, все улажено. Я сговорился с твоим tenente. Мы берем обе ваши машины. Теперь тебе не о чем тревожиться. - Он прервал себя. - Надо еще как-нибудь устроить, чтобы вас вытащить отсюда. Я сейчас поговорю с врачами. Мы возьмем вас с собой, когда поедем.
Он направился ко входу, осторожно ступая между ранеными. Я увидел, как приподнялось одеяло, которым занавешен был вход, стал виден свет, и он вошел туда.
- Он позаботится о вас, tenente, - сказал Гордини.
- Как вы себя чувствуете, Франко?
- Ничего.
Он сел рядом со мной. В это время одеяло, которым занавешен был вход на пункт, приподнялось, и оттуда вышли два санитара и с ними высокий англичанин. Он подвел их ко мне.
- Вот американский tenente, - сказал он по-итальянски.
- Я могу подождать, - сказал я. - Тут есть гораздо более тяжело раненные. Мне не так уж плохо.
- Ну, ну, ладно, - сказал он, - нечего разыгрывать героя. - Затем по-итальянски: - Поднимайте осторожно, особенно ноги. Ему очень больно. Это законный сын президента Вильсона.
Они подняли меня и внесли в помещение пункта. На всех столах оперировали. Маленький главный врач свирепо оглянулся на нас. Он узнал меня и помахал мне щипцами.
- Ca va bien? (1)
- Ca va (2).
- Это я его принес, - сказал высокий англичанин по-итальянски. Единственный сын американского посла. Он полежит тут, пока вы сможете им заняться. А потом я в первый же рейс отвезу его. - Он наклонился ко мне. - Я посмотрю, чтобы вам выправили документы, тогда дело пойдет быстрее. - Он нагнулся, чтобы пройти в дверь, и вышел. Главный врач разнял щипцы и бросил их в таз. Я следил за его движениями. Теперь он накладывал повязку. Потом санитары сняли раненого со стола.
--------------------------------------
(1) Ну как, ничего? (франц.)
(2) Ничего (франц.).
- Давайте мне американского tenente, - сказал один из врачей.
Меня подняли и положили на стол. Он был твердый и скользкий. Кругом было много крепких запахов, запахи лекарств и сладкий запах крови. С меня сняли брюки, и врач стал диктовать фельдшеру-ассистенту, продолжая работать:
- Множественные поверхностные ранения левого и правого бедра, левого и правого колена, правой ступни. Глубокие ранения правого колена и ступни. Рваные раны на голове (он вставил зонд: "Больно?" - "О-о-о, черт! Да!"), с возможной трещиной черепной кости. Ранен на боевом посту. - Так вас, по крайней мере, не предадут военно-полевому суду за умышленное членовредительство, - сказал он. - Хотите глоток коньяку? Как это вас вообще угораздило? Захотелось покончить жизнь самоубийством? Дайте мне противостолбнячную сыворотку и пометьте на карточке крестом обе ноги. Так, спасибо. Сейчас я немножко вычищу, промою и сделаю вам перевязку. У вас прекрасно свертывается кровь.
Ассистент, поднимая глаза от карточки:
- Чем нанесены ранения?
Врач:
- Чем это вас?
Я, с закрытыми глазами:
- Миной.
Врач, делая что-то, причиняющее острую боль, и разрезая ткани:
- Вы уверены?
Я, стараясь лежать спокойно и чувствуя, как в животе у меня вздрагивает, когда скальпель врезается в тело:
- Кажется, так.
Врач, обнаружив что-то, заинтересовавшее его:
- Осколки неприятельской мины. Если хотите, я еще пройду зондом с этой стороны, но в этом нет надобности. Теперь я здесь смажу и... Что, жжет? Ну, это пустяки в сравнении с тем, что будет после. Боль еще не началась. Принесите ему стопку коньяку. Шок притупляет ощущение боли. Но все равно опасаться нам нечего, если только не будет заражения, а это теперь случается редко. Как ваша голова?
- О, господи! - сказал я.
- Тогда лучше не пейте много коньяку. Если есть трещина, может начаться воспаление, а это ни к чему. Что, вот здесь - больно?
Меня бросило в пот.
- О, господи! - сказал я.
- По-видимому, все-таки есть трещина. Я сейчас забинтую, а вы не вертите головой.
Он начал перевязывать. Руки его двигались очень быстро, и перевязка выходила тугая и крепкая.
- Ну вот, счастливый путь, и Vive la France! (1)
- Он американец, - сказал другой врач.
- А мне показалось, вы сказали: француз. Он говорит по-французски, сказал врач. - Я его знал раньше. Я всегда думал, что он француз. - Он выпил полстопки коньяку. - Ну, давайте что-нибудь посерьезнее. И приготовьте еще противостолбнячной сыворотки. - Он помахал мне рукой. Меня подняли и понесли; одеяло, служившее занавеской, мазнуло меня по лицу. Фельдшер-ассистент стал возле меня на колени, когда меня уложили.
- Фамилия? - спросил он вполголоса. - Имя? Возраст? Чин? Место рождения? Какой части? Какого корпуса? - И так далее. - Неприятно, что у вас и голова задета, tenente. Ho сейчас вам, вероятно, уже лучше. Я вас отправлю с английской санитарной машиной.
- Мне хорошо, - сказал я. - Очень вам благодарен.
Боль, о которой говорил врач, уже началась, и все происходящее вокруг потеряло смысл и значение. Немного погодя подъехала английская машина, меня положили на носилки, потом носилки подняли на уровень кузова и вдвинули внутрь. Рядом были еще носилки, и на них лежал человек, все лицо которого было забинтовано, только нос, совсем восковой, торчал из бинтов. Он тяжело дышал. Еще двое носилок подняли и просунули в ременные лямки наверху. Высокий шофер-англичанин подошел и заглянул в дверцу.
- Я поеду потихоньку, - сказал он. - Постараюсь не беспокоить вас. - Я чувствовал, как завели мотор, чувствовал, как шофер взобрался на переднее сиденье, чувствовал, как он выключил тормоз и дал скорость. Потом мы тронулись. Я лежал неподвижно и не сопротивлялся боли.