Я влюбился в Хуаниту Сан Хуан.
По крайней мере, я так думал. И нас, таких, кто так думал, было, как выяснилось позже, много. Тогда, в далеком 1985 году, Хуанита производила фурор среди посетителей «Золотых пузырьков». Она, несомненно, была очень красивой женщиной, но не это главное: в ее глазах плясали озорные огоньки, но она всегда воплощала собой спокойствие и уравновешенность. Посмотреть со стороны, так казалось, что Хуанита Сан Хуан не подозревает о своей неотразимости. Мы были вместе довольно долго, почти целый год. Я даже поселился на какое-то время на верхнем этаже бара, в комнате с балконом, помещавшейся прямо над вывеской с желтыми сердечками, которая освещала спальню.
Я тогда только и мечтал о том, чтобы поскорее закончилось мое дежурство в комиссариате на улице Луна, а потом как на крыльях летел в «Пузырьки».
Там, среди шумной компании веселых друзей, меня ждала Хуанита, всегда в сопровождении своей неизменной подруги Каталины Великой и четырех-пяти девушек, работавших в баре. В те времена мы были молоды и бессмертны, а наши ночи длились бесконечно и были полны обещаний.
Мое дежурство в комиссариате начиналось в семь и заканчивалась в два или три часа ночи, так что у нас с Хуанитой было много времени, чтобы побыть вдвоем. Когда расходились последние клиенты и разбегались по домам девушки, мы выпивали по последнему бокалу, или завтракали, или шли в постель. А иногда просто совмещали все эти три дела.
Мои бритвенные принадлежности поселились в ее ванной, там же висел халат, подаренной Хуанитой на Рождество, да и порядочную часть одежды я перетащил в квартирку над баром. Хуанита стирала ее и гладила. Кожаная наплечная кобура с девятимиллиметровой «Астрой» — пистолетом, бывшим в то время на вооружении полиции, — лежала в ящичке ночного столика. Но работа полицейского не знает выходных и праздников. Много раз мне по долгу службы приходилось уезжать из Мадрида, и мы не виделись с Хуанитой по нескольку дней. В такие моменты я так сильно скучал по ней, что казалось, душа моя разрывается на части.
Проблемы начались, когда я заметил у своей подруги первые признаки беременности. Сначала я безумно обрадовался и сказал, что теперь мы непременно поженимся. Но, к моему изумлению, она вдруг начала мямлить и бормотать что-то невразумительное про то, что брак не входит в ее планы — нам ведь и так неплохо?! Все это продолжалось до того вечера, когда, уступив моим настойчивым просьбам объясниться, она призналась, что не уверена в том, кто на самом деле является отцом ее ребенка. Эта новость словно обухом ударила меня по голове. Мы поссорились. Сколько мужчин перебывало в ее постели за время моих отлучек — двое, трое?.. Но она не признавалась, она вообще не хотела об этом говорить и твердо стояла на своем. Я называл имена: «Это Драпер, Хуанита?» — «Нет, и прекрати задавать вопросы, Тони, не мучай меня, я спать хочу!» — «Тогда я уверен — это Виседо!» — «Кто такой Виседо?» — «Да тот… который часто приходил, страховой агент». — «Да я даже не знаю, что его зовут Виседо», — отвечала она.
В то утро я собрал свои вещи и ушел — перестал появляться в «Пузырьках». Формально мы наши отношения не порывали, впрочем, в вечной любви друг другу тоже никогда не клялись. Через несколько месяцев я вернулся в этот бар, превратившись в «хорошего друга» — эвфемизм, за которым таились плохо скрываемая нежность и приятные воспоминания.
В тот же год родился Сильверио. Он рос шаловливым и озорным мальчишкой, за которым присматривали Каталина и другие девушки из бара. Иногда, когда разгульная ночь затягивалась и утро заставало меня в «Пузырьках», я видел, как он пулей летит в школу, и каждый раз вглядывался в его облик с тайной надеждой не найти ни малейшего с собой сходства. Но мне никогда не удавалось побороть сомнения — по той простой причине, что я мало уделяю внимания собственной внешности и весьма смутно представляю себе, как на самом деле выгляжу. Иногда, бреясь перед зеркалом, я бросаю мимолетный взгляд на свое отражение, вижу лицо моего отца и испытываю шок.
Хрипловатый женский голос прервал мои невеселые размышления: — Эй, ты что там, ворон считаешь посреди улицы?
Я тотчас поднял голову. С балкона мне улыбалась Хуанита.
— Я давно наблюдаю за тобой, — сказала она. — Ты уже как минимум минут пятнадцать пялишься на дверь.
— А мне так нравится.
— Подожди, сейчас спущусь и открою.
Я позволил ей поцеловать меня в губы. Она со всеми здоровалась подобным образом. Быстрый и нежный поцелуй. Это было чем-то вроде ее фирменного знака в общении с мужчинами.
Ей, по моим прикидкам, уже исполнилось сорок восемь, но она, без сомнения, оставалась самой красивой женщиной из всех, кого я знал, какой бы расы и возраста они ни были.