Мы с Кукитой далеко не в первый раз здесь обедали. Когда нам хотелось отпраздновать что-нибудь, мы непременно отправлялись в «Винный погребок». В тот раз на мне был абсолютно новый костюм, который всего за три часа сшил мне Хуанг-Китаец.
Закончив читать копию дневника Лидии, я в очередной раз набрал номер Асебеса — к сожалению, с тем же результатом, что и раньше: его телефон был все так же выключен. Потом я позвонил домой Элене Ортуньо. Она взяла трубку, и я услышал ее голос — холодный, как мрамор могильной плиты. Мы договорились встретиться следующим утром в одиннадцать часов в кафе-кондитерской на площади Пуэрта-дель-Соль в верхней части Ла-Мальоркины.
Именно тогда я решил сшить себе новый костюм — ведь единственному моему костюму уже исполнилось пять лет. Я позвонил Хуангу. Этот китаец привозил контрабандные ткани из своей страны, выдавая их за английские. Надо сказать, что в качестве они им не уступали, зато стоили гораздо дешевле. У Хуанга были все мои мерки, и я сказал ему, что костюм мне нужен к нынешнему же вечеру. Он явно обрадовался и заверил меня, что заказ будет исполнен в срок. Потом спросил, не растолстел ли я с тех пор, как он снимал с меня мерки. Я ответил, что остался таким же, как прежде, он уточнил, не нужны ли мне рубашки, я ответил, что пока нет. Тогда он пришлет мне к назначенному часу домой костюм и запасные брюки, и все это будет стоить десять тысяч песет.
Мы с Кукитой болтали, вспоминая самые яркие партии, в которых оба принимали участие, иногда мы уходили с выигрышем, а иногда и проигрывали, правда, второе случалось гораздо чаще. Кукита довольно быстро перевел разговор на свою любимую тему — он заговорил о женщинах и начал развивать собственную теорию о том, что в последнее время происходит с испанками. Согласно его выводам, воинствующий феминизм превратил их в существа холодные, нервные и не способные к нежности.
— Тони, они не желают обнять тебя, не говорят слов любви, не заботятся о тебе, они не могут создать домашний очаг. Эти бабы вкалывают как настоящие мужики и говорят только о проблемах на работе. Они впитывают подобную манеру поведения с молоком матери, Тони, а вот латиноамериканки… это совсем другое дело, Тони. Вот настоящие женщины от затылка до кончиков пальцев на ногах — ласковые, добрые, нежные…
Я прервал старого друга:
— Хочешь поработать на меня, Кукита? Сразу говорю, деньги есть — адвокат за все платит.
Я достал бумажник, вытащил оттуда пять банкнот по тысяче песет и положил их на стол рядом с Кукитой. Он вытаращил глаза и воскликнул:
— Провалиться мне на этом месте! И что я должен делать, Тони?
Потом он спрятал деньги в карман штанов, а я сказал:
— Я хочу, чтобы ты сходил по одному адресу на улице Эсекиеля Эстрады… Это в районе Вальекас. Может, ты запишешь?
— Не нужно, я так запомню. Улица Эсекиеля Эстрады, район Вальекас. И что я должен там делать?
Я рассказал ему, что произошло в этом месте 28 августа. И просил его обойти всю улицу, прочесать все бары, опросить женщин и пенсионеров… Кукита должен был разыскать хотя бы одного свидетеля, который слышал звук выстрела, ставшего причиной смерти Лидии, или знал хоть что-нибудь об этом деле. Некие адвокаты готовы без лишних разговоров заплатить сто тысяч песет за любую информацию. Мы договорились встретиться через два дня перед обедом в «Бодегас Ривас» на улице Ла-Пальма.
— Черт возьми, Тони, неужто ты думаешь, что полиция уже не перерыла там все?
— Если они там и работали, то им мало что удалось откопать, Кукита. Слишком уж быстро было сфабриковано обвинение против Дельфоро. Кроме того, сдается мне, служители закона не пользуются большой популярностью в этом квартале. Твой козырь — сто тысяч, Кукита. Ах да, вот еще… Пригласи эту красотку Лус Марию прогуляться с тобой. Думаю, она будет рада, да и тебе не так скучно будет.
Я вышел из «Винного погребка» в одиннадцать тридцать вечера, поймал такси и попросил отвезти меня на улицу Сан-Бернардо, точнее на пересечение ее с улицей Пес. По ней я и зашагал среди шумной толпы парней и девушек, которые входили и выходили из баров. Так я добрался до площади Карлоса Камбронеро, прошел мимо дверей битком набитого посетителями бара «Палентино» и поднялся вверх до улицы Ветряной мельницы. Здесь я, как обычно, остановился, чтобы полюбоваться игрой неоновых брызг шампанского и сверкающими сердечками на вывеске «Золотых пузырьков», под которой висела еще одна — более скромная: на ней белыми буквами было выведено «Ночной бар».