— Неважно. Три. Корнель. Четыре.
— Он тоже?
— Да. Иногда он непринципиален, но он мой литературный наставник. Хемингуэй. Пять. Он мужчина. Ты. Шесть. Да. Ты честен. Моцарт. Семь. Андо. Восемь. Он… не сомневается, понимаешь, он математик. Ромен Роллан. Девять. Знаешь, как велик человек… Кто еще… Рокуэлл Кент. Люди и море. Десять.
Аарне долго думал. Индрек его удивил.
— Ну как? — спросил Индрек. — Я смешон?
— Нет, ты великолепен.
— Почему?
— Ты принципиален. Ты мой единственный друг, у которого есть принципы.
— Ну, а Андо.
— Что? — не понял Аарне.
— Андо был твоим лучшим другом. Куда он делся?
Аарне грустно улыбнулся.
— Он и сейчас мой друг. Но он ни во что не верит, ни во что. Он даже гордится своим пессимизмом. Ведь это неправильно…
Индрек кивнул.
— На что он надеется?
— На будущее.
— Гм…
— Ладно, оставим это, — сказал вдруг Аарне. — Знаешь, я сегодня был у Майи.
— У Майи?
Аарне рассказал почти обо всем, умолчал только о том, как в прихожей вытирали его следы. Когда он кончил, Индрек свистнул и промычал:
— Н-да…
— Что?
Индрек молчал, и было трудно понять, что он хотел сказать этим «н-да…».
Грустный день
Начинался декабрь. Дни становились короче, а ночи — длиннее.
Сегодня был классный час. Минут десять Корнель говорил на общие темы, а затем неожиданно сказал:
— Аарне Веенпере, у меня к вам вопрос. Думаю, что это заинтересует всех…
Аарне встал, предполагая недоброе. Вдруг он почувствовал себя одиноким, страшно одиноким.
— Я задам вам очень простой вопрос. По какому предмету вы не получали за последнюю неделю двойку?
Молчание. Аарне показалось, что в большом гулком классе их только двое.
— Я жду…
Молчание.
Такого нападения да еще перед всем классом Аарне не ожидал. Взглянув на учителя, он понял, что первый вопрос — только вступление.
— Еще. Ваша мать написала мне и попросила узнать, почему вы не поехали домой на День Конституции. Вместе с воскресеньем было два выходных дня. Вы остались в Тарту. Вы знали, что вас ждут дома.
Аарне сразу понял все. День Конституции… да, пятое и шестое декабря… Шестого вечером они с Майей обошли почти весь город. Слякотный и счастливый день.
— Скажите, пожалуйста, что вы делали в городе?
В классе стояла мертвая тишина.
Откуда Корнель узнал об этом? Откуда? Как будто в ответ на свои мысли он услышал голос учителя:
— Впрочем, я знаю все. Тем не менее я хотел бы услышать это от вас.
Корнель постучал по стеклу на столе.
— Это хочет услышать весь класс.
— Я не хочу, — сказал кто-то неожиданно. Это был Андо. Спасибо тебе, Андо.
— Тише, прошу. — Корнель почти кричал. — Я жду.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — произнес Аарне.
Он стоял очень прямо.
— Тогда отвечу я. Все эти дни вы гуляли с девушкой. Вы запустили занятия. Конечно, это ваше дело, я не знаю, хотите вы окончить школу или нет, но я вынужден вмешаться. А теперь скажите: когда это кончится? Что я должен ответить на такое письмо?
Опять молчание.
— Я жду.
— На этот вопрос так невозможно ответить.
— Как?
— На этот вопрос нельзя ответить «да» или «нет».
Все думали, что Аарне лезет на рожон.
Неизвестно, чем могла кончиться эта история. На всякий случай все притихли. Аарне повторил:
— Я не могу ответить на этот вопрос.
Впрочем, Корнель знал это и сам.
Он вдруг как-то обмяк, стал усталым и старым.
— Хорошо, я приму меры. Можете идти, — сказал он и вышел из класса.
Этот день стал для Аарне днем порки. Положение казалось столь трагичным, что было не до выяснения причин. В то время он еще многого не знал. Например, не знал, что когда человека бьют, он становится взрослее.
Он презирал весь мир. Мир был сер. Он ненавидел Корнеля за это непонятное и бессмысленное нападение.
Они с Андо вышли из школы. Поземка вилась по улице и по площади, как белая марлевая повязка.
— Зачем он все-таки сделал это?
Андо был таким же серьезным. То, что произошло в классе, он переживал больше, чем кто-либо другой. Дело было не только в том, что пострадал его друг. Андо знал, что подобное может случиться и с ним. Он бы не стал спорить, он бы молчал до конца.
— Конечно, у него была своя цель.
— У тебя потрясающая логика.
— Может быть, он хочет перевоспитать тебя?