— Нет.
— Что?
— Нет. Ты не такая. Я буду честным.
— Значит…
— Ты должна стать такой!
— Какой?
— Как мой идеал, — сказал Аарне и тут же подумал: «Какой же я эгоист!..»
— А какой он?
Аарне беспомощно улыбнулся:
— Я не могу тебе это объяснить…
Он листал какую-то книгу. Вдруг из нее выпал листок. Аарне поднял его. Это был рисунок карандашом — вечернее небо над темным лесом. Хотя Аарне ничего не понимал в технике живописи, рисунок понравился ему с первого взгляда. Майя тут же выхватила листок и сунула его на полку.
— Скажи, кто это рисовал?
Майя возилась у полки.
— Кто?
Возня. И то, с какой деловитостью она прибирала полку, навело его на неожиданную мысль:
— Ты, что ли?
Майя безразлично кивнула головою.
— Ты рисовала?
— Когда-то давно… надо было в стенгазету.
— А теперь?
— Лень.
— Почему?
— Просто так. Неинтересно.
На улице стемнело, но они не зажигали огня. Родители Майи уехали в Ленинград.
— Чем ты обычно занимаешься?
— Что? — не поняла девушка.
— Что ты делаешь в свободное время?
— Ничего.
— И тебе не скучно?
— Нет, отчего же?
Они опять замолчали. На улице таяло; время от времени за окном хлюпали шаги прохожих. В доме напротив зажгли свет. Окно было не завешено, и Аарне видел, как перед трюмо причесывалась женщина. Ей было за тридцать. Она раскрыла шкаф и перебирала висевшие там платья, вынимала их одно за другим и прикладывала к себе перед зеркалом. Наконец она выбрала: улыбнулась, бросила на стул серое платье и задернула шторы.
Аарне посмотрел на Майю. Он увидел ее неподвижный силуэт. Лицо белело в падавшем из окна свете. Ему вдруг стало жаль девушку. Он встал, обошел стол и опустился на колени у ее кресла.
— Я обидел тебя?
— Нет, но… Я сейчас подумала, что мы все-таки слишком разные люди. Ты совсем из другого мира.
Аарне усмехнулся.
— Нет у меня вообще никакого мира. Но я его найду. Кто ищет, тот найдет. Может быть, завтра, может быть, через двадцать лет.
Майя протянула руку к его лицу. Аарне закрыл глаза и почувствовал на веках и губах прикосновение тонких пальцев.
— И что же ты ищешь?
— А?
— Что ты ищешь?
Аарне не ответил. Что сказать? О поисках говорилось так много. Все чего-то искали: смысл жизни, свое место в ней, свою точку… Нет, это так истрепанно, что ничего не говорит… В последние годы искания вошли в моду. Все мучились, писали романы о молодежи, которая ищет, по сцене бегали ищущие герои. Это была насущная проблема, дававшая возможность умничать, плакаться и острословить. Со стороны могло показаться, что это молодое поколение и само не знает, чего оно хочет. Напрасно спекулировали параллелями, приводимыми ко всяким «сердитым молодым людям». Но проблема затрагивала только одну часть молодежи. Большая же часть училась или пахала землю, не думая ни о каких поисках.
«Да, но ведь обо всем этом нельзя говорить Майе».
— Чего я ищу? Я хочу найти путь, который ведет… к полноценному человеку. Это и есть смысл жизни — найти путь… это вульгарно… но пойми!
— Аарне, если ты так говоришь, то, значит, ты уже нашел смысл жизни.
— Может быть… Но жить все-таки очень трудно, — сказал он как-то странно. Ему хотелось сказать еще о многом, но он просто положил голову на колени Майи и закрыл глаза. Так было тихо и спокойно.
Запутанный день
— Ты спрашиваешь, что мы ищем в жизни. Наше место уже заранее определено, никто еще не оставался без места. Ты спрашиваешь, что мы ищем еще… А слышал ли ты: «Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше», — говорил Андо.
— Я не рыба.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что я не согласен с тобой.
— Да?
— Не ехидничай. У тебя нет ничего святого.
— А у тебя есть?
Аарне хотел что-то ответить, но не успел, услышав голос Корнеля:
— Веенпере, идите отвечать. Расскажите о творчестве Сяргава.
Аарне медленно встал. Он не имел никакого представления об этом. Восемь шагов к столу были довольно долгими. Собственно, все было не так-то страшно. На тройку по литературе всегда можно ответить, даже тогда, когда не прикасался к книге. Но у Аарне по литературе всегда были только пятерки, да и Корнель спрашивал его очень редко. Но сегодня Аарне не рассказывал и минуты, как Корнель прервал его: