Наконец Лийгер кивнула головой. Она выбрала два рисунка и положила на пол. Аарне не мог оценить их с технической стороны, но видел в этих наивных рисунках хорошо знакомые ему настроения.
Вечерняя улица, по которой не раз проходил Аарне. Июль или август. Солнце низко, тени шагают через дорогу, а в деревьях шелестит равнодушный ветер.
Другой рисунок был выполнен технически слабее, но Аарне знал это давно знакомое море на рассвете. Над можжевельником поднимался туман, влажно блестели прибрежные камни. Холодно. Боязливо, с долгими паузами свистит птица, кажется, будто и ей холодно. Над морем красный шар. Ты дрожишь от сырости. Костер потух и выглядит грязным пятном на умытой росою траве.
— Вы совсем не умеете рисовать, — сказала Лийгер. — Вы не имеете никакого представления о технике.
Все замолчали.
— Но зато у вас есть желание, понимаете — желание… Да, так как… как же вас зовут?
— Майя.
— Майя, о чем вы мечтаете?
Аарне быстро взглянул на Майю. Это был слишком неожиданный вопрос.
— Хотите учиться? Это тяжело, поверьте мне. Вы даже не представляете себе, как это тяжело. Вы должны работать долго, до головокружения… К вечеру вы сыты искусством по горло, но утром — опять все сначала. Вы будете рисовать глупые вазы и горшки до тех пор, пока не зарябит в глазах… Понимаете?
Майя кивнула головой.
— Вы собираетесь в художественное училище?
Аарне незаметно схватил Майю за руку и пожал ее.
— Хотела бы…
— Я верю, что вы будете работать, — улыбнулась художница. — Я помогу вам, как сумею. Еще раз советую: сначала подумайте… Быть художником хуже всего на свете. Если бы я могла, я бы убегала от мольберта так далеко, как только можно.
— Но ведь вы никуда не бежите, — улыбнулся Аарне.
— Да. Это у меня в крови.
Через несколько минут Майя и Аарне вышли из маленького дома.
На зеленоватом небе появились первые звезды. Стало холоднее, металлически скрипел под ногами снег. У калитки Майя неожиданно прижалась к юноше.
— Ты доволен?
Аарне только кивнул. Он очень любил Майю в это мгновение. На ее воротнике от дыхания появился иней. Майя как будто слышала мысли Аарне. Она подняла голову и слегка приоткрыла рот, так что он увидел ее зубы.
…Кто-то прошел мимо и что-то сказал. Они не заметили этого.
— Ты доволен? — опять спросила Майя.
— Да, дорогая.
Майя опустила голову к Аарне на плечо. Он чувствовал ее волосы. В городе один за другим зажигались огни. Какая-то труба дымила на краю неба. Снег был сладковато-розовым, и люди прятали лица в поднятые воротники.
В декабре этого года холода достигали тридцати градусов. А они целовались, позабыв о страхе перед учителями.
Неожиданно Аарне спросил:
— Скажи, не делаешь ли ты все это ради меня? Может быть, ты просто хочешь мне нравиться?
Майя не отвечала.
— Скажи, может, это тебя не интересует?
Громыхая, проехал автобус. По их лицам пробежал свет.
— Интересует, честное слово…
Но что-то в ее голосе встревожило Аарне.
— Ты не обманываешь?
— Нет, но я боюсь.
— Чего?
— Может, из меня ничего не получится…
— Ну вот, опять! Получится.
— А откуда ты знаешь?
Аарне даже рассердился.
— Откуда? Неужели в тебе нет ни капельки веры?
Майя схватила его за руку.
— Пожалуйста, не говори так. Вся моя вера от тебя…
Аарне чуть не сказал, что у него самого нет веры. Но, вспомнив о своем долге, промолчал.
— Ты должен заставить меня, — сказала Майя. — Должен! Ну, пойми! Пойми, я хочу!
— Чего?
— Я хочу что-то делать! Не могу же я ходить с тобою рядом так… Мне стыдно!
Аарне схватил Майю за плечи и крепко сжал.
— Ты замечательная девчонка, знаешь ты это?
— Нет, это ты замечательный.
— Я — ничто, — сказал Аарне. Ему вспомнились желтый дом, Корнель и письмо матери. Все-таки Лийгер очень тактичная женщина. Он вдруг почувствовал, что мерзнут ноги, и, кроме того, назавтра ничего не выучено.
Аарне закончил письмо. Было двенадцать часов. Начинался новый год. Аарне включил свет и потушил свечу. От тлеющего фитиля поднимался тонкий дымок. Спасаясь от яркого света, воспоминания вместе с тенью забрались под диван и под стол.
Сколько вопросов… История с дневником. Корнель. Учеба. Майя. Тетя Ида. Квартира.
Он заснул, подсчитывая дни каникул. Десять дней.