Выбрать главу

— Ты куда идешь? — спросил он.

— Куда! Куда мне идти?

Аарне пожал плечами.

— Погуляем немного…

— Нет. Мне не хочется.

— А чего тебе, собственно, хочется?

— Ничего.

Как трудно иногда разговаривать с девушкой! Особенно днем. Но вскоре Эда тихо сказала:

— Он свинья!

— Кто?

— Сам знаешь.

Аарне, стараясь быть тактичным, больше ни о чем не спрашивал. Но, взглянув на Эду еще раз, он понял сразу же, о ком речь.

— Тийт?

— Да.

Опять наступило молчание, так как он не знал, о чем еще спросить. Ответ был исчерпывающим.

— А ты… его любишь?

Эда повернула голову и удивленно посмотрела на Аарне, посмотрела так, что он поспешно добавил:

— Ты извини, я слишком прямо…

— А… — пробормотала Эда и махнула рукой. Аарне заметил, как неуверенно она ступает. И причиной этой неуверенности наверняка был не лед, лежащий под снегом. Аарне почувствовал себя лишним. На следующем углу он остановился.

— Ну ладно… Ты идешь домой?

— Я не знаю.

— Перестань, Эда… Ну, я пошел тогда… Ты не сердишься?

— Нет.

Аарне внимательно посмотрел ей в лицо, но едва ли там можно было что-нибудь прочитать. Наконец она улыбнулась. Едва заметно.

— Прощай!

— Прощай!

Аарне оглянулся четыре раза. Эда исчезла в наступавших сумерках. Аарне немного побродил по улицам без всякой цели.

Теперь он мучался из-за того, что целый час гулял с чужой девушкой. Конечно, к этому можно было бы отнестись с юмором. Но эта девушка так грустно улыбнулась при прощании. И это было хуже всего.

Но как только в голове появится какая-нибудь тревога, настроение портится и вспоминаются все остальные тревоги. Когда шагаешь по скользкой дороге, тревоги становятся весьма абстрактными вещами и можно представить, что они не существуют. Но факты все-таки безжалостны. Когда придешь домой и увидишь в шкафу засохшую горбушку, тревога тотчас же станет конкретной и ощутимой.

Ужин с тайным умыслом

В один из таких дней тетя Ида удивила племянника неожиданно агрессивной улыбкой:

— Ты знаешь, Аарне, что у меня все-таки осталась и навсегда останется надежда? Слышишь?

— Да, слышу.

— У меня все еще есть надежда, эта упрямая надежда. Я все еще верю…

Тетя расчувствовалась.

— Это старая эстонская вера, всегда помогающая нашему народу. Почему-то я верю, что ты когда-нибудь поймешь. Также я верю, что наша земля еще будет свободной…

— Да?

— Аарне, я знаю, сейчас ты насмехаешься надо мной. Неужели ты действительно не понимаешь, что такое свобода?

— Что же?

Казалось, что тете хочется поговорить. Все объяснялось очень просто. Настроения последнего месяца коснулись и ее, кроме того, она хорошо видела, что игнорирование и жестокость как воспитательные методы не принесли успеха. Она замечала, как мальчишка с каждым днем ускользает из рук. Кроме того, ей было необходимо с кем-то поделиться своими мыслями. Неважно, как воспринимают ее истины, главное — что их слышат. Тетя Ида все еще любила Аарне, и во имя любви она была готова сделать все. Из альтернативы — голод или джентльмен — мальчик должен был выбрать последнее. Потому что…

— Свобода? Свобода означает то, что ты мог бы сейчас быть хозяином хутора.

— Что? Хозяином хутора?

— Ну, если не хозяином хутора, то кем-нибудь другим. Какое это имеет значение? Главное — ты был бы кем-то. А сейчас ты ничто…

— Да?

— Конечно. Бумагомарание еще не делает тебя человеком. Школьник, а уже занимаешься политикой. Что это появилось у тебя в прошлом году в газете? Ну да, разве в наши дни будешь сыт, если не будешь врать… — Затем она ударила себя кулаком по колену и неожиданно воскликнула: — А я все-таки верю!

— Чему?

— Верю, что победит правда!

— Несомненно, — согласился Аарне. — В любом случае победит.

— Да… Аарне, я все еще верю. У меня осталась надежда. Если бы ты знал, Аарне, как я смотрела на тебя утром… Ты спал с открытым ротиком…

На лице тети появилась открытая, детская улыбка. Аарне почему-то стало неудобно. Слишком поздно было отвечать тем же на эту неожиданную ласку.

— Аарне, может быть, мы еще поймем друг друга… Мы же старые друзья… А? Неужели мы не разберемся? Ведь нет ничего непреодолимого, да?

— Да… — пробурчал Аарне.