— Вот видишь! Я верю, что ты станешь джентльменом. Как ты сам думаешь?
Аарне пожал плечами.
— Я не знаю…
— Не знаешь?
Тетя почувствовала, что едва налаженная связь начинает распадаться. Если бы у нее хватило смелости посмотреть правде в лицо, она бы давно поняла, что никакой связи уже не существует. Вместо этого она сказала:
— Ты, конечно, хочешь есть?
Она верила в будущее эстонского народа и хотела сделать из этого мальчика настоящего джентльмена. И поэтому она принесла на стол два вареных яйца, бутерброды, холодное мясо и кофе. Идейная проблема превращалась в коммерческую. Два вареных яйца и холодное мясо, с одной стороны, и Эстония — с другой…
Тетя, заметив в глазах Аарне радость, подумала: «Я победила!»
И медведя можно заставить плясать из-за куска сахара! Теперь этот мальчик ест, и в его глазах благодарность… Он полон нежности и любви к своей тете Иде. Что могут сделать идеи? «Голод победит все идеи!» — думала тетя.
Аарне видел в глазах тети покорное ожидание и думал: «Я победил!»
Наверное, тетя Ида не выдержала дуэли и сдалась. Приятно было есть, есть даже тогда, когда кто-то наблюдает за тобою, думая о своем. Аарне хорошо знал, что то, что он делает, эгоистично и бессердечно. Делать было нечего, так как любовь прошла.
Аарне убирал посуду. Тетя взяла бумагу, что бы написать матери Аарне:
«В нашем доме наступили чудесные дни. Я никогда не забуду благодарный взгляд Аарне, увидевшего накрытый стол. Он, бедняжка, все время голодал, ведь на девчонок уходит столько денег. Их нужно водить в кино… Молю бога, что бы эти дни продолжались.
Верю, что все плохое пройдет. Аарне, конечно, неаккуратен. Я не виню вас за его плохое воспитание. Всему виной государственный строй, при котором нет разницы между чужим и своим…»
Это был прекрасный вечер. Тете Иде так хотелось отдать Аарне всю свою нежность.
Но он был безразличен.
Аарне сидел в углу, и перед ним так же лежал лист бумаги. Что ему нужно? Лишь позавчера тетя Ида с ужасом обнаружила среди бумаг Аарне листок со стихами Пушкина:
Тетя Ида чувствовала, как дрожат ее колени. Эти стихи опьяняли, это были очень опасные стихи. Ведь Пушкин был закоренелым охотником за юбками, достаточно вспомнить лишь некоторые анекдоты!..
Тетю Иду не целовал еще ни один мужчина. Да, в порыве какой-то нежности или радости ее раз поцеловал Аарне. Это случилось в первый год его жизни здесь. Но тот поцелуй относился скорее к разряду «чмоканий». Тете Иде тогда хотелось, чтобы Аарне целовал ее немного дольше. Ох нет, не думайте ни о чем неприличном! У тети не было к Аарне никаких женских чувств, это было бы несолидно. Тетя просто хотела знать, что это такое…
Хорошо, что Аарне ничего не знал об этих мыслях. Возможно, что он испугался бы.
Аарне все еще видел перед собою удалявшуюся Эду. Девушка шла и боялась упасть.
Майя простая и хорошая. Эда вносит в сердце тоску, Майя уносит ее…
«Я люблю Майю», — подумал Аарне и испугался того, что может думать об этом совсем равнодушно. Он испугался и стал повторять бесчисленное количество раз, что любит Майю.
«Что произошло между Эдой и Тийтом?»
Человек, ты стараешься все себе усложнить!..
День суда
Через несколько дней 11-й «Б» класс провел литературный суд на тему «Я хочу жить». Накануне вечером Индрек сказал Аарне:
— Я верю, что все будет хорошо, но я боюсь одного: выйдет ли это у вас серьезно, так, чтобы подействовало.
Андо, стоявший рядом, презрительно пожал плечами. Этой весною он был скептиком больше, чем когда-либо. Впрочем, никто не сердился на него за то, что он не принимал в этом мероприятии никакого участия. Андо был хороший парень и признанный молодой автор. Он мало говорил, и его считали сильным. Поэтому его никто не беспокоил.
— Ты думаешь, что в зале будут смеяться? — спросил Аарне у Индрека.
— Нет, этого я не боюсь, но… Знаешь, по-моему, нельзя шутить с такими вещами!
— Понимаю. Но в любом случае «суд» не произведет такого впечатления, какого хотелось бы. Люди отошли от войны, люди хотят танцевать!
Индрек странно усмехнулся.
— Значит, воздействие может оказать лишь сама война?
— Да. Но какая польза мертвым от урока?
Аарне сильно ударил друга по плечу.
— Пусть смотрят и слышат, а потом живут. Ты не веришь, Андо?