Выбрать главу

…Вот они: сидят у дастархана. Все три преступника.

Мамаша. Папаша и его друг Жора, вечный затейник. Все они беспрестанно хохочут, передают друг другу какие-то бутерброды, а потом все дружно идут в заплывы.

Уже какой-то дядька с репродуктором бегает по пляжу: что-то кричит каждому в ухо. А Машка катает меня маленького по песку (я не даюсь одевать панамку), я не хочу! Потому что — потом в свою детскую коляску и — послеобеденный сон! А мне интереснее носиться со всеми, люди уже бегут не понарошку — они пинаются, вопят — где-то кричит оставленная без присмотра музыка.

— Спать, Козленок. Спа-а-ать! — Орет Машка и, наконец-то, запихивает меня и в панамку и в коляску: ловко, сразу.

Ага! Вот она отвернулась, бежит к веселому морю, где плавают счастливые люди…А я — САМ! иду, нет — я плыву, раздвигая сгустившийся воздух. Из самого пекла — в самую тень. Гигантский рукав накрыл берег: и стало темно. И этот УДАВ подполз ко мне — и медленно стал виться кльцамиг, загоняя в свой несметный желудок…И вдруг он встал на дыбы, этот новый хозяин берега и, живой жужжащей колонной пошел к морю, сметая хвостом все лишнее в свою утробу. И я уже был внутри: в странной пустой норе. Больше всего я боялся потерять свою лихую панамку с бегемотиками. Без нее — солнышко напечет, и головке будет бо-бо. Целая СТАЯ песка (бубнящая, скрипящая, орущая…вот!) кружилась вокруг, раскачивая УДАВА. И сквозь гул до меня донеслось: «Где ты, Козленок?»

А я все ждал, когда закончится глупая сказка.

Я закрыл панамкой лицо.

Я открыл лицо: страшная серая туча. Я в коконе. Кокон — живой. И я заревел в панамку.

…Наверно, я кого-то разжалобил. Меня вдруг сильно тряхнуло — и вылущило, как горошину из стручка. Цепляясь за вокруг руками, размахивая «бегемотиками», я вдруг увидел себя одного — над целым океаном света. И мне предстояло долго и страшно погружаться все нижу и ниже.

Вот оно

Гроза. Началось…

Я дернул рубильник и «вернулся». Пора закрывать окна…

И Машка не спит. Девчонки — все с приветом: и кавалер не нужен, а все обидно, что он с другой. Да еще — с лучшей подругой»!

— Да что ты возищься? — Нервничает она.

А вот теперь — точно не закрою! (Это мой мир — за окном…)

Машка отчего-то дрожит. С виду не понятно, но я знаю. Я чую.

— Данька, ты видишь? — Спрашивает она шепотом. — Что это?

— Спутник, наверно…

— Две луны над горизонтом?

— Все в мире движется, — философски замечаю я.

Но поглядеть — есть на что! Вторая луна пометалась (будто высматривая посадочные огни) — и выкатилась в чистое, незанятое тучами пространство…Но тут потихонечку стал звереть ветер; стекла еще не трещали, а вот рамы — поскрипывали.

Машка, пританцвывая, к окнам явно не торопилась…Что-то в ее голове звучало — более важное, чем очередные «роды природы». Рамы ее не слушались… Да и сама лна — никого не слушалась, кроме всеповелевающего танцевального ритма.

А я вдруг понял, что никуда мне не деться от этой штормящей грозы, от этих раскатов грома. УРАГАН (Смерч…Заозерное…Маяк) не только — в буквальном смысле! выбил почву у меня из под ног, но и напрочь отбил слух, вернее — свернул всякую тягу бесится от музыки. Я ЕЕ НЕ ОЩУЩАЮ. (Ну так, как Леха, например, который «танцует» торсом все, что слышит).

А я слышу только шум ветра, перестук дождя, скрип шагов, визг несмазанных петель на рамах + то, что делается вокруг природно; как ворчит Челюскин, забираясь в свое дупло — и как бранчливо шипит Дасэр, маленький водила большого человека, — со своей стороны отстаивающий свое право захватчика на это несчастное дупло. Но когда на скамью под липой садится наш местный хулиган Кирюша (с орущей музыкой!..) Я этого не понимаю. Я слышу — вот шум, вот какофония, вот кто-то там дерется, не поделив ноты. А саму мелодию — организм не принимает. Дядя Жора (с детства меня лечивший) говорит, что у меня — «музыкальная амнезия». Спасибо — что вообще не глухой!

Поэтому: все, что скрипит, топает, говорит — я слышу (вот, опять: «Хай-Тоба, Хай-Тоба, мы — идем…»), а что Машка напевает — плывем мимо! Я и Дикусю, ночующего на пляже, люблю потому, что по ночам он не ПОЕТ, а проговаривает все свои дневные впечатления. И без всякой «мандолины» в руках…Так что это — не совсем рэп. «Хорошим словам одеваться не к чему», приговаривает Дикуся.