Выбрать главу

Она подъехала на меня (да, да — «на меня», а не «ко мне») и так сдавила руку, что я понял сразу: слухи о том, что она в юности повредила спину на брусьях, будучи гимнасткой — это всего лишь слухи!.. Она точно занималась самым свирепым самбо.

А дальше она погнала волну: «Как это здорово — заниматься спортом!»

ЛЮ-Ю-ДИ, и вы ей верите?

Но в доме у нас мгновенно завелись журналы с качками и — сопутствующие им, пересуды о рекордах. Седая Дама не уставала в своих происках; она доставала всех — и однажды я с удивлением увидел себя уже сидящим на бортике нашего паралимпийского бассейна.

Долго ждали тренера. Пришел хмурый, малоразговорчивый дядька с лошадиной мордой.

— Сан Саныч, — буркнул он, примащиваясь рядом. — Савраскин.

Потом он накричал на мою мать («Что вы топчетесь? Выход — там!»).

Потом сунул мне в руки какую-то безобразную тяжелую харю (с табличкой на шее), после чего …просто СТРЯХНУЛ меня в воду.

Вот что он думал? Что я задергаюсь, нахлебаюсь, позову маму-Гренадера, наконец?..

А я — мальчик, живущий у моря.

Я паучком (в раскоряку) опустился на дно и уже здесь рассмотрел толком выданную мне образину. Это оказалась жаба из литой резины; и имя ей было «ЖАЛОСТЬ».

Потом я оглядел всю подводную коллекцию. «УПОРСТВО» — бобр еще тот; «СМЕЛОСТЬ» — вся Евпатория в этих таксах! — и дядю Крота с неизбежной лопатой, символизирующей ежедневный труд.

Взять я мог что-то одно. И я взял: кусок отвалившейся кафельной плитки.

— Ну ты и фрукт! — Сказал тренер, обозрев трофей. — Сколько тебе лет, засранцу?

Я понял, что церемониться он со мной не будет. Оно и к лучшему.

— Десять, — сказал я. — И я — не засранец! Показать?..

Когда мы возвращались домой, мама несколько нервно спросила:

— Ну, как тренер? Хорош?

— Зверь! — ответил я. — Конечно, хороший.

ЛЮ-Ю-ДИ, вы знаете, что такое бассейн ранним утром?

Когда дежурные тетеньки сладко дремлют, баюкая вязанье, а над огромной чашей воды незримо колышется воздух.

Вы скажете: очнись, мальчик. У тебя — море под боком.

Есть. А почему вы сами не загораете на этом пляже? Ну, где «особенные дети»?

Вот я — поменьше еще… Мать тащит меня к воде, как плененного крокодила. Даже борозда остается: от двух беспомощных пяток.

Папа при этом, заложив руки за спину, внимательно изучает «Правила поведения на воде»: он их видит впервые: каждый день.

Машка с Катькой вообще ничего не изображают. Уходят на соседний пляж.

То ли дело бассейн: причем именно НАШ.

Когда тут все СВОИ.

Я числюсь полуздоровым (ноги — не в счет). И лесенка ни к чему. Просто — бултых в воду.!

Главное — шапочку не забыть. К примеру: в нашей группе — они все желтые, а, скажем, у незрячих, — красные. Для тренеров и инструкторов — очень удобно. Седая Дама расстаралась…И то: на брусья с ее диагнозом не возвращаются. А плаванье многих бедолаг пригрело. Сам слышал, что она до сих пор «ветеранит», (в смысле — принимает участие в ветеранских заплывах.)В тот день, когда я решил бросить бассейн, она даже Европу взяла.

Опять звонил тренер: на домашний телефон.

Голос у Савраски — напряженный и вкрадчивый, как у военкома, поймавшего дезертира.

— Сачкуешь?

Да, я сачкую. И дальше собираюсь.

— Что молчишь? Обошел тебя Брасович?

Ах, ну да. Леха Шампур меня «обошел». Это Леха-то?

…Он всегда был вторым. Но теперь у него — путевка на краевые гонки. А я, как уверен Савраска, буду «хлебать чужую волну». Жесткий мужик. Чудо, а не тренер.

Сан Саныч бурчит свое:

— Восемь тренировок!. Ребята интересуются.

Ага, нужен я ребятам: мы тут все — на порядок «злее», чем эти хваленые здоровые спортсмены. Для них проигрыш — только накачка от тренера. У нас же — еще одна упущенная возможность. Возможность увидеть (или услышать: для кого как) — хоть краешек нового мира; пусть для начала это — старая избитая мостовая соседнего города, по которой молодым нетерпеливым ногам пробежать — раз плюнуть!

А мы, притороченные к своим «телегам» и «ракетам», мы познаем новые земли, как раньше флибустьеры — чужие острова!.. Это волнующее до икоты дрожание в кончиках пальцев — и совершенно дикая мысль: вот сейчас, сейчас — за тем поворотом! Случится нечто незнаемое, но — прекрасно ожидаемое.

…Что он там все ворчит в эту свою трубку? Ага, вот.