Марк (подаёт ей стакан воды). Ну… успокойся. Я не давал повода для такого стресса. Приди в себя и выслушай исповедь молодого человека с седой душой.
В мире, который стал нашим общим достоянием, накопилось так много догм, неоспоримых ценностей, что мы полагаем, что можем навязывать другим наши фальшивые сентенции. Это вроде как первобытный ритуал, где есть все компоненты: круговая порука, кровная месть, запреты и смирение.
Признаюсь, я всегда был больше жестоким, чем сентиментальным. Наверно, это школа отца, который учил: ты должен быть хотя бы на одну голову выше остальных. Чтобы получить в этой жизни «хорошо» или «отлично», тебе придётся знать или уметь на девять-десять баллов. Ты обязан иметь именно такой уровень, чтобы выжить. В противном случае свои тебя будут недооценивать, чужие – уничтожать.
Когда я увидел тебя, то поклялся самому себе, что создам из наших отношений солнечный остров, на котором будет царить только Любовь. Видимо, нежность тогда достигает своей вершины, когда она зажата в тиски жестокости. (Пауза) Но я переоценил себя и судьбу, думая, что солнечная дорожка счастья, проложенная нами, не оборвется на виртуальном уровне.(С горечью). Я обманул сам себя. Без тебя я начал утрачивать ощущение счастья. И сейчас, когда со мной нет моего несчастного брата, у меня, кажется, не осталось ни островов, ни даже национальности… Мне везде холодно! Самое дорогое, что пока ещё есть это ты.
Теперь, что касается семьи. Это тоже любовь, только в другом качественном и количественном измерении - каждодневных реальностей совместной жизни. Любовь, связывающая семейными узами, - это живое чувство, которое, словно лунные фазы, нарастает и убывает. Очень редко концентрируется. (Иронично.) Тогда из солнечной тебе придётся стать лунной женщиной, льющей холодный и осмысленный свет. Жаль, но это было бы логично.
Неустроева (в тон ему). Если я перелечу с Солнца на Луну и осмысленно начну смывать отрешённость с души и тела, то очень скоро осознаю своё бесконечное одиночество. Я устану от него и опущусь, наконец, на грешную землю. Но я хочу сделать это без тебя, одна. Ведь ты меня любишь только солнечной, а если я вдруг перестану ею быть, даже не разобравшись, ты уйдешь навсегда. Это смерть.
Ну, а если говорить не о космосе, а просто о жизни, то ты должен понять меня правильно. Я не раба, а ты не мой господин. Я никогда на самом деле не смогу подчиниться никаким рамкам и канонам. Свои привязанности я выбираю сама. И, что кривить душой, мы же абсолютно разные во всём. Не забывай, что ты талантливый физик, а моя почва - другая. И что только нас соединяло?
Марк (резко). Не говори так! Это жестоко! Уверяю тебя, идеологическая почва -античеловечна. Ты рождена для света, а занимаешься мертвечиной.
Неустроева (резко). Это ты беспощаден. Возможно, моя работа - это иллюзия, но оставь хотя бы её, оставь её мне.
Марк. Преступная иллюзия. По отношению к другим и к себе. Ну, что тебя, проповедующую марксизм-ленинизм, ожидает здесь?! По десять-пятнадцать лет люди живут вот в этих общежитиях с тараканами и клопами вместе. Здесь же вырастают их дети, знающие пятачок комнаты и асфальтовую дорожку перед домом. Леночка, неужели смысл твоей жизни сведётся к тому, чтобы прививать этим слепым, как и их родители, детям любовь к призрачным идеалам? Этот искусственный мир рухнет, как гнилая хибара, выстроенная на песке.
Неустроева. Я чувствую, ты остался по-прежнему моим самым жёстким оппонентом. Ты и сейчас вызываешь меня на бой, издеваясь над моими потугами реанимировать отживающий мир.
Пауза.
Но общение с ним тем и желанно, что он познаётся в разности. Ты мне и дорог ещё тем, что ты - другой. Наверно, этим интересна и Америка.
Марк. Эту страну я знаю и люблю с детства. В нашей квартире одна комната принадлежала целиком и полностью Америке. Часто я ночами не выходил из неё, фанатически глотая книги и журналы об этой удивительной стране. Это совершенно другая планета с противоположными измерениями жизни физически таких же, как мы, людей.
В последние годы отец откуда-то приносил плёнки, на которых я узнавал лица совершенно незнакомых мне людей. Они мне были ближе, успокаивали. Они не были искажены внутренним страхом, который убивает взгляд, делает его мёртвым, Ты не представляешь, насколько это ужасно…
Неустроева (растерянно). Я и подумать не могла, что ты можешь быть таким. Ты дарил мне только радость, а об этой твоей внутренней боли я даже не подозревала.
И все же для меня свобода в жизни, свобода в любви - это мечта, тот горний мир, который теперь только в стихах. Действительность ужасна. Правда лишь в десяти заповедях. Нам же остается - не изменять своим моральным принципам.