Марк. А разве аморальным является предложение выйти за меня замуж и разделить человеческую судьбу?
Неустроева. Ты всё же напрасно думаешь, что я осталась в том времени. Просто за формой каждый видит своё содержание. Ты просишь меня предать Россию, а твоё предложение я расцениваю лишь как предлог. Повторяю, мой путь иной. И у меня есть единомышленники.
Марк. Если Ваше содержание станет очередной надчеловеческой истиной, то я заранее предупреждаю - Вы идёте по порочному кругу! Идеалисты! Идя на поводу почти юношеского максимализма, Вы втайне ждёте великой победы великого движения. А разве опыт не учит, как быстро победа разлагает победителей, делает их кровожадными.
Неустроева. Будем действовать, а история нас рассудит.
Марк, покачнувшись, едва стоит на ногах, цепляясь рукой за спинку стула.
Марк (сдавлено). Мне больно, Леночка. Я чувствую, что теперь ты уходишь от меня. Приостановись… не торопись так скоро.
Неустроева (испуганно). Марк, что с тобой?.. Тебе плохо? Я сказала что-то не так? Обидела тебя?..
Марк (взяв себя в руки). Ничего, Я в порядке. Я просто думаю, что можно много, очень много заработать на разрушении. И такие деятели без Вас, я надеюсь, найдутся. Но пытаться утвердить новую цивилизацию - это вращение целых поколений в противоположенных направлениях, И если не удастся прийти к общему мнению, то развалится фундамент человеческого сообщества.
(Пауза.) Меня вовсе не тянет любой ценой возрождать то или иное «правое» дело. Я спрашиваю только: по плечу ли нам в одиночку одолеть судьбу? Или мы пойдём вместе или так и расстанемся, не оставив на память о себе ничего, кроме запоздалого раскаяния… Нам нужен не просто ответ, а решение. Это как исцеление, прерванный, но возобновленный полет… на тот затерянный остров.
Неустроева (полуиронично). Это значит, что уже через месяц мы попытаемся изменить те приёмы, пути, по которым вместе когда-то искали истину. Приоритет общечеловеческих ценностей стоит того. Я за консенсус! Кстати, именно об этом у меня через четверть часа лекция в институте. Так что – вперёд!
Идёт к двери. Марк задерживается и как бы про себя.
Марк. Мне кажется, что я буду искать тебя всю жизнь. Но только вместе мы сможем попасть на наш остров. Но кто знает, обретём ли мы его вновь.
Уходят.
Картина 2
В одном из полуосвещённых коридоров института встречаются Неустроева и Востребовы.
Михаил Михайлович. Елена Борисовна, в газете нашим институтом объявлен конкурс на замещение вакантной должности заведующего кафедрой научного коммунизма. Слышали?
Ирина Константиновна. Что с нами будет? Знаете, недавно была у невропатолога. Та начала раскрашивать: откуда у Вас в 24 года такие тяжёлые реактивные состояния? Пришлось рассказать.
Михаил Михайлович. Нельзя, нельзя Розу к власти пускать. Это же натуральный жандарм в юбке.
Неустроева. Да, Миша, всё оказалось гораздо сложнее. На днях будет на заседании слушаться, представьте себе, не мой вопрос, а обо мне. Что именно, даже не догадываюсь. В глаза не говорят, всё по углам шепчутся. Три дня назад подходит ко мне Зелепукин и такую чушь несёт. Зачем, говорит, связалась с Востребовыми. Это люди расчётливые. Ты оказалась на кончиках чужих штыков. Это тупик.
Михаил Михайлович. Более тупиковой ситуации, чем та, которая существует в жизни кафедр общественных наук, нет. А тут к тому же грязные лужи. (Пауза.) Но ничего, не утонем. Без помощи Заложниковых, которые держат нос по ветру. А, что касается Зелепукина, то он рано начал разыгрывать из себя правозащитника. Вся его демагогия настолько мелка. Он, кажется, заочно учится в институте коммерции. Банк, рынок - вот его будущая идеология! Хотя я могу ошибаться. Он - лицедей-фокусник. Неуловим и многолик, как сама перестройка.
Ирина Константиновна. Елена Борисовна! А Вы не забыли случайно, что на страстной перевыборной неделе у Вас День рождения.
Михаил Михайлович (натянуто весело). Хоть одна радостное событие! Тридцать лет! Это значит вечер открытых дверей, заходи кто хочет. И друзья и враги. С цветами и без цветов. Торжество молодости и духовной зрелости.
Неустроева. Уверяю вас, никто не придёт. Будет немного политики с вами, друзья. Этим закусим. Своих стихов уже боюсь, как прощального крика: вот и всё! Театр закрыт…
Неустроева, с надрывом произнеся последние слова, замолкает, безучастно смотрит невидящими глазами перед собой.