Марк. А наши посиделки в крошечном, похожем на сарай в стиле «модерн» театре на Юго-западе? Ты помнишь Авилова? Теперь этот бывший работяга стал кумиром. Вся Москва у его ног. Хотя, это отнюдь не второй Высоцкий, как многие вначале подумали. Просто гениальный фанат своего дела. Я же всем им предпочитал Смоктуновского.
Неустроева. А «Маяковка», театр оперетты с легендарной, дающей свои последние спектакли Шмыгой…
Марк. А помнишь нашу поездку с друзьями в Питер? Белые ночи кружили головы. Тогда все началось… У меня!.. Как запой!..
Неустроева. А наши выезды в Большой? Как сейчас помню розы и шампанское в уюте летящего по Москве такси, вкус свежих солоноватых губ. Тогда нам было пятьдесят на двоих. Мы, словно дети, играли в счастье. А потом страсть - этот странный разбуженный зверь, поглотила и подчинила нас. Ты стал для меня единственным в мире мужчиной. Ты умел отдавать, а это качество гораздо более редкое, чем принято думать. Ты стал для меня водителем, лакмусовой бумагой, уровнем напряжения. Я и теперь именно та женщина, женщина от тебя. ( Задумчиво.) Знаешь, я до сих пор уверена, что главное - это не разумный брак, а эйфорическое состояние, когда любовью дышишь ты и весь мир.
Марк (в сторону). Господи! Что же я когда-то наделал?!..
Неустроева (продолжая с воодушевлением). Ты - свободна как птица. Но ты в паре! И вы смотрите на мир одними глазами.
Марк (в сторону). Какая экзальтированность! Я виноват!..
Неустроева (продолжает сентиментально). Так мы вместе становились поэтами.
Марк (в сторону). В типичном рафинированном сердцееде она видела поэта?! Н-да, это другие меня считали нахалом и даже агрессором, а с ней - любовь. Но я не думал, что она осталась на том самом уровне.
Неустроева. Помнишь нашу так и неоконченную поэму «Московский роман»? Ты был вдохновителем, я только рифмовала.
Читает сквозь слёзы радости:
Что значил для Елены ты?!
Поверь, что все мои мечты
Соединились в дне прекрасном,
Когда увидела тебя.
Ты посмотрел тогда шутя
На женщину в дешёвом платье…
И Бог раскрыл её объятья,
Сказав тебе: люби дитя!
Марк (продолжает, вспоминая с удивлением):
Я девочку дарил цветами,
Шампанским и икрой в Большом.
Пьянящий кубок пил глотками
И так сумел сказать притом:
«Елена будь! Свети как солнце,
Как солнце вечно на Земле!»
В моё застывшее оконце
Пробился света луч во тьме.
Страстно целует Неустроеву, поднимает на руки и кружит по комнате.
Солнце жизни моей! Моя вечная нежность!
Неустроева (нежно обнимая его за шею):
Благословенны откровенья,
Которые пришли в тот час,
Когда увидела в свеченье
Твой римский профиль и анфас.
Вмиг из дешёвого, наряда,
В котором нищенкой брела,
Любовь, рванувшись без огляда,
Розаном вечным расцвела.
И, повторяя Маргариты
Полёт победный над Москвой,
Светясь, парила я открыто
Над переменчивой молвой.
Раскачиваются из стороны в сторону. Счастливы как дети. Марк выводит Елену на середину комнаты и победно поднимает её руку вверх в своей.
Марк. Да! Это чудо, что Природа
Взяла над суетой права.
Бог создал женщину, не моду.
Работа Мастера жива!
Целуются. Пауза.
Постепенно Неустроева выходит из эйфории и возвращается к действительности.
Неустроева. Да, я довольна Мастером, даже благодарна ему. Я действительно состоялась, пусть лишь на два года. Как поёт великая Пугачёва, в жизни некоторых такое продолжается вообще не более трёх дней.
Марк (несколько цинично). Они просто спешат. Я не спешил никогда, зная, что финал один, что продолжения не последует.
Неустроева. Потому что с определённого момента брали вверх каноны, через которые ты переступать уже не смел. (Пауза.) Тогда я не знала, что ты так повязан с детства. Уже через год после нашего знакомства ты начал меняться: искусственно радоваться и огорчаться, незримо растаптывая даже ростки чувств. Я понимала, что ты уходил…
Марк (с горечью). Прошу тебя. Не надо об этом. Пойми, я не мог порвать с родителями. Я был нищим и боялся остаться без будущего. Да, тогда я не мог представить себя без Москвы, без Таганки. Прости меня, но мне казалось это самоубийством.