Заложников. Браво! От «деморосов» виват! Прошу, продолжайте.
Востребовы. Продолжайте, мы просим.
Все дружно аплодируют.
Корнеев (резко). Сама «Демократическая Россия» к нам в гости?! Тогда ударим по «тузам»! Моим «Красным колесом»…
Начинает читать, отчаянно жестикулируя. Он в ударе.
Ты мчишься в облаке
Чёрном.
Всех злых духов вскормившее кровью.
А жонглирует на колесе
Дьявол в кепке и чёрном плаще.
Жил когда-то таинственный Парвус –
Разогнал революции парус.
Но не думал предтеча
И все -
Ни о чёртовом том колесе,
Ни о дьяволе том,
Что точь-в-точь…
Обратит свет небесный
В кровь-ночь.
Колесо без жонглёра
Давно.
Ну, а черни…
Ей нужно вино –
Не причастья!
Ни горстка земли
Для костей жутких,-
Только крови!
Заложников. Сильные стихи. Большевики действительно пришли к власти на демократических лозунгах. Но сейчас другое время и современные демократы - это не фанатики и варвары, которые уничтожили Россию. Мы цивилизованные парламентарии!
Неустроева. Ребята, мы погружаемся во мрак. Нельзя ли повеселее? Как-никак сегодня презентация первого «перестроечного» сборника. Пошли за стол!
Картина 2
В комнате, куда переходят собравшиеся, - «стол», на котором стоит водка и скромная закуска. Все усаживаются.
Болтовский (открывая бутылку). Извините, чем богаты, тем и рады. Водка, да селёдка, да солёные огурцы. Не хватило времени съездить в Москву за колбасой. Что ни говори, четыре часа на электричке только в один конец. Но не обессудьте, гости дорогие, за успех!
Все пьют и закусывают.
Глазов (указывая на стол и разводя руками). Да, вот в этом и состоит вся наша цивилизация. Даже селедку пришлось через ресторан доставать. Но дело не в бытовых частностях, а, как сейчас принято говорить, общих негативных тенденциях, приведших к загниванию… Только вот не пойму чего? Развитого социализма или казарменного коммунизма?!!
Михаил Михайлович. Не только вы, поэты, но и мы, историки-профессионалы, весь народ давно превратились в полнейшего информационного идиота. Наверно, всё же был короткий период просветления, который можно сравнить со свежестью наступающей весны. Я говорю об эпохе славных шестидесятых. Я задаю себе всегда вопрос: ну, как это они, «шестидесятники», осмелились быть другими?!
Болтовский. Да, перепахало нашего брата здорово. Впрочем, мы, шестидесятники, дети «оттепели», как нас еще называют, не были такими уж ангелами, бросались из крайности в крайность. Перед вами (показывает на себя) один из них. Кто-то из нас в семидесятые уже оказался за кордоном. Это после позорного процесса над Синявским и Даниэлем, в шестьдесят шестом.
Я слабак! Я струсил тогда, пожелавши остаться «хомо советикусом», испугавшись обвинения в диссидентстве. Я остался среди тех, кого кормили за то, что они молчали.
Но и моя негласная подпись стояла в их защиту! Уверяю вас, что я был в числе семисот «подписантов». Вот мой манифест к советским поэтам, начиная с Бедного и Маяковского, считавшихся и считающихся пророками.
Встаёт и с горечью начинает читать с рюмкой в руке.
Пророкам поэзии
Вы отреклись от Бога
Люди пустого Неба.
Чахнут церквушки убого
Как закрома без хлеба.
Храмы без колоколен -
Уж, не хлыстовства ль, блажь?!
Дьявол вполне доволен
Тем духоборцем - наш!
Челядь вся тоже наша,
Славных писак семья.
Боже! Спаси их души -
Ведь пропадают зря!
С дыркою в сердце лягут
Или в петле сойдут.
Дьявол цену укажет
За окаянство пут.
Вы, той Руси пророки,
В тяжкий для дома час
Уж соберите крохи
Веры, чтоб грела нас.
Из преисподней встаньте
И, заклеймив позор, -
Тот от пустого Неба, -
Сядьте за правый стол!
Выпивает. Садится.
Это я написал двадцать лет назад. Так что видите, я не только болтал, но хоть что-то да и понимал. Так что не судите Болтовского слишком строго.
Сейчас все заговорили о вере в Бога. Раньше таких считали сумасшедшими. Дело личное. Я столько надежд утратил, что поверить уже не смогу никому…
Заложников (отеческим тоном). Напрасно, напрасно, друг мой. Это - социальный пессимизм. Мне тридцать пять и я моложе вас. За плечами - работа рабочего, дальше - от станка в институт, комсомольская деятельность и даже незаконченная диссертация. Я её специально забросил ради второй «жены» - политики. Когда ты выходишь к людям со словом, а их сотни и сотни лиц, то чувствуешь себя великим - ты «над», ты паришь над толпой, ты бог! Это головокружение, понимаете?!