«Наберись терпения, милая. Доктора стараются изо всех сил», – опять повторяла мама. Однажды изображение в глазах стало не только двойным, но еще и размытым. К Рождеству 2002-го мое состояние опять обострилось, и меня в состоянии комы привычно повезли в больницу. Опять я перепугала всех посреди ночи. «Мам, ты еще не жалеешь, что родила меня?» – спросила я, очнувшись и увидев ее рядом с собой. «Никогда, ты подарила мне величайшую радость, а теперь ты в одиночку ведешь такую борьбу! Что я могу для тебя сделать?»
Сделать она не могла ничего. Опять в течение 3–4 недель никто не мог определить, какой микроб напал на меня. Я чувствовала, что ждать остается уже совсем недолго, я уже «уходила» и была счастлива. Я смотрела на себя, в памяти всплывали разные сцены из моей жизни, как будто просматривала фильм. Там я была яркой, улыбающейся, у меня была хорошая жизнь, до настоящего момента. Открыв глаза, я увидела маму совсем рядом. «Все прошло», – только и смогла я произнести и увидела, что она кивнула. Я хотела сказать: «Спасибо тебе», но никто не расслышал. Доктор Кордосис специально пригласил профессора неврологии из другой больницы. Он вошел, одетый в костюм, был выходной. «Ее состояние весьма критическое, и проблема в том, что она не сообщает нам о своих симптомах», – сказал он маме немного раньше. «Мы ничего не можем обещать», – сообщил новый невролог.
Однажды доктора зашли ко мне, подозрительно улыбаясь. После повторных исследований им удалось поймать микроб, по-видимому, это был туберкулезный менингит. Это было худшее из всего, что могло со мной произойти, но, по крайней мере, они теперь знали, какой антибиотик мне назначить. И началась еще одна «агрессивная» терапия, и когда я начала восстанавливаться в больнице, то уже не имела ни малейшего понятия, где я нахожусь. Однажды утром я даже потребовала принести мне на веранду кофе и печенье. Но это совершенно выпало из моей памяти. Хотя я помнила, как мне этого хотелось, кофе с печеньем на веранде казалось одной из величайших радостей в жизни. Мой брат пришел в больницу, а я даже не узнала его. Разные люди заходили в мою комнату, а я их не замечала, как мне говорили позже. Ближе к концу этого периода госпитализации я встала с кровати и увидела себя в зеркале. Меня испугало то, что я увидела. Я больше не была самой собой. Я поседела, лицо, покрытое зловещей тенью, было бледным как у мертвеца. «Он вас «поедал» понемножку день ото дня, вот почему туберкулез еще называют чахоткой», – объяснил мне доктор.
После этого я долго оставалась дома и никуда не выходила. Для меня было подвигом просто встать с кровати и дойти до кухни или ванной. Мама помогала мне принимать душ. Много дней она лежала рядом со мной и рассказывала мне истории, чтобы я не отчаивалась. И мало помалу я начала поправляться. Но мне пришлось изменить лечение СПИДа, потому что оно мешало лечению туберкулеза. Когда меня выписали из больницы, я должна была ежедневно принимать две, четыре и шесть таблеток – утром, днем и вечером – вместо ежедневных трех, шести и девяти таблеток основного лечения от СПИДа в течение трех месяцев. Я продолжала такой прием вплоть до сентября 2003-го, когда опять слегла. «Сколько таблеток в день вы принимаете?» – спросили меня. «Две, четыре и шесть», – ответила я. «Это неправильно, мы же велели через три месяца вернуться к схеме три, шесть и девять. Вы нарушаете процесс лечения, и мы не можем нести ответственность за результаты», – заявил мой врач, он был действительно рассержен. «Ее проблема в недостаточной дисциплинированности», – объяснял он маме, назначая ее руководителем правильного приема таблеток.
Изменив схему приема таблеток на три, шесть и девять, я опять поправилась до приемлемого состояния. Я рискнула выйти из дома, и была очень довольна, что могу относительно легко передвигаться. Поэтому я опять стала посещать институт красоты для ухода за лицом и телом, электротерапии и тому подобного. В начале 2004-го я даже решила брать уроки латинских танцев – чтобы немножко скрасить жизнь. Мое сердце колотилось, я готова была все отдать за один час школьной вечеринки. Я, бывало, возвращалась домой без задержек, чтобы наслаждаться моим персональным триумфом чуточку дольше. Я всех обманула. В школе танцев обо мне ничего не знали, я была просто еще одним новичком, неуклюжим, но решительным. В школе были ученики даже хуже меня.