— Выгоните дядю Костю! Виталий Сергеевич, когда вы выгоните дядю Костю?
Ругалась с Ириной Федоровной Лида Пугачева — трудно идет лечение. Но ничто не могло омрачить настроения Виталия: Вера Сахарова заговорила.
— Вера Сахарова заговорила! — торжествующе объявил он, входя в ординаторскую.
— Смотрите-ка: выйдет, наверное, на одном аминазине, — удивилась Капитолина Харитоновна.
— Первичная же больная, чего ж не выйти, — сказала Люда. — А все равно нужен будет инсулин, чтобы закрепить.
Для них это чисто медицинский случай. И обе уверены, что шизофрения.
Не хотелось верить, что у нее шизофрения, что ей грозит участь Меньшиковой (у этой-таки снова ухудшение, снова в надзорке), участь Мержеевской!
Не хотелось лечить ее инсулином, от которого она некрасиво пополнеет!
Может же быть у нее инфекционный психоз! Есть же у нее в анамнезе ревматическая атака!
Нужно было это все обдумать. И лучше одному, не здесь — в суете.
— Капитолина Харитоновна, я сегодня схожу к Бородулиной, хорошо?
— Конечно, конечно! И как там она? На вытяжении можно лежать два месяца — неужели все время с нашим постом?!
Виталий считал, что и сейчас уже пост не нужен. Но в этом случае он твердо решил быть мудро осторожным.
— Капитолина Харитоновна, вы же знаете, что меня с этим случаем будут разбирать на эл-ка-ка. Так что мне отменять пост лучше комиссионно.
— Правильно! — сказала Люда. — Наконец-то начал умнеть!
— Мне тоже это решать не очень удобно, — сразу перестраховалась Капитолина, — я ведь заинтересована в снятии поста, ведь правда? Правда! Пусть это решает Олимпиада Прокофьевна как начмед: либо сама поедет, либо кого-нибудь пошлет, ту же Элеонору. Обратитесь к ней.
— Не очень-то приятно с этим делом лишний раз ходить по начальству! А куда денешься?
— Хорошо, обращусь.
— Вы только лучше сделайте так: сходите сегодня сами, а вернувшись, зайдите к Олимпиаде Прокофьевне, чтобы с самыми свежими сведениями. Вы ведь собираетесь оттуда вернуться в больницу?
— Да. Я хочу пойти сейчас.
— Тоже не совсем правильно: срываете общий обход.
А Виталий и хотел избежать участия в общем обходе.
— Туда удобнее приходить до обеда, чтобы застать тамошнего врача.
— Ну хорошо, идите сейчас. И если пост не нужен, сразу, на обратном пути, — к Олимпиаде Прокофьевне!
До чего же приятно в рабочее время выйти из больницы! Безлюдно на Пряжке. По зеленым откосам ходят голуби — как куры. Пахнет тиной и травой. Интересно, а если взять Веру Сахарову, вывести из больницы и посидеть с нею вот здесь, на берегу? Ей бы ведь тоже, наверное, приятно и полезно. Вот был бы переполох от такого метода лечения!
Да, так скоро надо будет ставить Вере диагноз — никуда не денешься.
Родители Веры удивились бы: как же так — их дочь активно лечат, делают уколы по три раза в сутки, а диагноза еще нет? Так уж принято в психиатрии. Потому что при состоянии Веры ей сейчас нужен аминазин независимо от диагноза.
А вот инсулин — инсулин только если признают шизофрению.
Может быть, оттого, что Виталий работал еще не слишком долго, еще не совсем привык к рутине, он не полностью утратил способность смотреть на свою работу со стороны, свежим взглядом. И когда ему удавался этот взгляд со стороны, он каждый раз удивлялся: спорим о диагнозе, ставим, наконец, шизофрению — и при этом не знаем, а что же такое шизофрения? Хорошо в других медицинских науках: известен микроб-возбудитель, или нарушена продукция какого-нибудь гормона, или закупорился проток, прервана передача по определенному нерву — и в результате четкий диагноз. Здесь же мы не знаем никакой материальной основы, ни микроба, ни гормона — одни внешние проявления. Но ставим диагноз! Не подобна ли шизофрения старинной «желтухе», которая, как оказалось, всего лишь симптом при десятке самых разнообразных болезней — и совсем легких, и крайне тяжелых? Ведь одни больные с этим диагнозом живут благополучно десятками лет, а другие быстро деградируют, становятся слабоумными.
Но то общий взгляд со стороны. А на Веру Сахарову Виталий не мог смотреть общим отстраненным взглядом, не мог задаваться чисто академическими вопросами! Он хотел, чтобы у нее все было хорошо, чтобы она осталась такой, как есть, то есть такой, какой была всего несколько дней назад, чтобы болезнь не превратила ее в слабоумную!
А еще существовала проблема тактики: шизофрения — диагноз компрометирующий, с таким диагнозом могут отчислить из института — зачем тратить деньги на обучение будущего инвалида? (Что вообще-то резонно: та же Мержеевская проработала по специальности меньше трех лет.) А если и удастся закончить институт, не везде возьмут на работу, не говоря уже о поездках за границу, о получении водительских прав. Не хотелось, чтобы все это обрушилось на Веру Сахарову — значит, нужно этого диагноза избежать, что бы там у нее ни оказалось на самом деле (насколько можно употребить словосочетание на самом деле применительно к психиатрическому диагнозу).