– Оставь его в покое, – сказал Марк. – Он просто сам не свой после того, как эти парни к нему прицепились.
– Ага, – сказал я. Это было похоже на правду. Такое и со мной бывало раньше, я помнил, как это стремно. И потом, Эмэндэмс был еще ребенок, ему только исполнилось тринадцать.
Марк нагнулся и поднял что-то с земли. Это был пацифик Эмэндэмса – видимо, упал, когда Эмэндэмс кинулся бежать. Не так уж хорошо он связал концы шнурка.
– Напомни мне ему отдать, – сказал Марк, сунув пацифик со шнурком себе в карман. – Давай зайдем к Чарли и отдадим ему три бакса, пока я не накупил на них сигарет?
– О’кей, – сказал я. Мое хорошее настроение куда-то улетучилось. Я размышлял о том, что сказал Эмэндэмс, про тех, кто не похож на других. В этом было много правды. Богатые детки любили приезжать в нашу часть города и высматривать, к кому бы прикопаться. Потом около года назад пару ребят убили в такой драке, и эти потасовки постепенно прекратились. Но у нас всё равно то и дело сходились банды, или народ из разных клубов устраивал месилово, или просто кто-то к кому-то прикапывался, как сегодня Шепарды к Эмэндэмсу – такое вообще происходило каждый день. Я в принципе не возражал, если только прикапывались не ко мне. Я любил драться.
– Пошли, – позвал Марк, – может, облапошим кого-нибудь у Чарли.
Я усмехнулся и рванул вслед за ним. Марк был моим лучшим другом, я любил его как брата.
2
На следующий день после школы мы с Марком отправились в больницу навестить мою мать. Ей только что сделали серьезную операцию, из тех, что стоят кучу денег. Мы продали нашу машину – старый «шевроле», – наш черно-белый телик, и всё остальное, что смогли найти на продажу, но денег всё равно не хватало.
Я уже несколько недель искал работу. Марк пошарился где-то и принес немного денег; я не стал спрашивать, откуда он их взял, а сам он не сказал, так что я решил, что где-то украл. У Марка были с этим делом реальные проблемы. Он крал вещи и перепродавал, или крал и оставлял себе, или крал и раздавал. Меня это не беспокоило. Он был слишком умен, чтобы попасться. Он начал красть в шесть лет. Я мог спереть разве что пачку сигарет в магазине, ну и всё. Я был мастер обыгрывать простаков в бильярд, а Марк был вор. У нас был крутой дуэт. Но вот в чем штука: Марк не видел в этом ничего дурного, а вот я видел. Мне было по барабану, вор Марк или нет, но я чувствовал, что красть плохо, что это по меньшей мере противозаконно. Марк, думаю, об этом лишь смутно догадывался. Для него красть было игрой – он так развлекался и добывал деньги; он старался не попасться, потому что это было одно из правил игры.
Так мы и жили: крали всякие штуки и перепродавали, пытаясь и отложить денег, и прокормиться. Тогда я об этом не думал, но теперь вижу, что это были трудные времена.
Короче, нам с Марком удалось поймать попутку почти что до самой больницы. Нас подвез на своем «фольксвагене» какой-то длинноволосый бородатый хиппи. Хиппи просто фанатеют от этих автобусов, уж не знаю почему. Этот парень сказал, что его зовут Рэнди и что он учится в колледже в нашем городе, изучает английский. Он, видимо, был парень не робкого десятка: мы с Марком оба выглядели как крутые ребята, которые наезжают на хиппи, и однажды мы уже это делали. Мы пошли в городской парк, где тусуются хиппи, просто чтобы кого-нибудь отлупить. Но я бы так больше делать не стал. Я не знал, что эти чуваки не дают сдачи, так что когда мы поймали одного, а он не стал драться, мне стало тошно, да и Марку тоже. С тех пор мы оставили их в покое.
Рэнди рассказал нам про крутое место, где жили его друзья: они снимали вскладчину какой-то старый дом, и любой, кто хотел, мог прийти туда жить и отвисать в мире и добре. Я ему не особо поверил – при таком раскладе точно найдутся халявщики, да и потом, я бы озверел, живя с толпой народу, особенно если народ этот грязный и волосатый. Но я был вежлив и сказал: «Звучит круто», – хоть мне так и не показалось. А вот Марк заинтересовался и стал расспрашивать Рэнди про это место: где это, кто там живет, и есть ли еще такие места. Марк много чем интересовался – он знал всё про Дикий Запад и про мультики «Уорнер Бразерс», – так что меня не парило, что он вдруг так возбудился от истории про то, как живут хиппи.
Когда мы вылезли из автобуса, Рэнди поднял два пальца и сказал «Пис», а Марк поднял пацифик Эмэндэмса, который он в шутку надел, и ухмыльнулся. Мы переглянулись и расхохотались – не со зла, просто нам правда было смешно.