Мама нам обрадовалась, но не то чтобы в больнице ей было одиноко. В нашем районе все всё друг про друга знали, так что женщины приходили ее навестить – минимум пара в день. А еще они приносили всякую хрень для нас с Марком: пироги, картофельный салат. Пироги доставались мне, а Марк забирал себе остальное, потому что терпеть не мог сладкое. Исключение – кола да иногда пара эмэндэмсин из вежливости, когда Эмэндэмс предлагал. В итоге я набирал вес – впрочем, особой опасности растолстеть не было, кажется, я каждую неделю рос на дюйм или около того, – а вот Марк оставался тонким и легким. Глядя на Марка, вы бы никогда не догадались, какой он сильный, но я-то знал по опыту армрестлинга, что он тот еще кремень.
Как обычно, о себе мама думала в последнюю очередь. Только мы зашли к ней и получили свою порцию объятий, как она уже рассказывала нам про бедного мальчика в палате напротив, к которому никто никогда не приходит.
– Откуда ты знаешь? – спросил я. – Тут столько народу ходит. Откуда ты знаешь про какого-то мальчика из палаты напротив?
– Мне сказала медсестра. Бедный, он не старше вас с Марком…
Неудивительно, что она про него знала. Если в радиусе трех миль бродила хромая собака, мама ее непременно обнаруживала. Но меня это не парило. Благодаря маме у меня был брат.
– Брайон, пообещай мне, что зайдешь к нему.
Я застыл.
– Я же его не знаю. Я же не могу просто зайти к нему и сказать: «Эй, привет, соскучился по гостям? Мама мне сказала, к тебе никто не ходит».
– Брайон, просто поговори с ним. С медсестрами он почти не разговаривает. Его сильно покалечили, бедняжку.
– Хорошо. Я к нему зайду, – сказал Марк. – И Брайон со мной.
Я мрачно покосился на него, а он продолжал:
– Кто знает, может, когда-нибудь кто-то из нас окажется в больнице, и никто не будет к нему приходить.
Мама всегда на такое ведется, и Марк это знал. Когда мы вышли, я остановился в коридоре.
– Зачем ты ей сказал, что мы пойдем к этому парню?
Марк пожал плечами.
– Я и пойду. Почему нет?
Так делал Марк и никто больше.
– Ну а я не пойду. Спущусь в буфет, съем гамбургер. Ты не голодный?
Марк покачал головой.
– Не-а. Потом приду туда за тобой.
Я спустился на лифте на первый этаж. В буфете я уселся на высокий стул за барной стойкой – привык к таким у Чарли – и стал перечитывать меню снова и снова, воображая, что бы я заказал, если б мог. Я обожал есть. Я мог уничтожить больше еды, чем любой из моих знакомых. В шестнадцать я был ростом пять футов десять дюймов [4] и продолжал расти. В четырнадцать я был тот еще дрищ, но потом окреп и теперь гордился своим спортивным сложением. Я мог бы стать футболистом, но футбол меня не привлекал. Я любил играть в футбол у себя во дворе, но любые серьезные тренировки нагоняли на меня тоску. И потом, я бы ни за что не согласился, чтоб тренер мною помыкал. Я никогда не соглашался, чтобы мной командовали, уж не знаю почему. Может, это из-за тех двух копов, которые избили меня, когда мне было тринадцать. Я пошел в кино с ребятами (забыл, где был в тот день Марк), мы взяли с собой вишневую водку в бутылке из-под колы, ну и напились. На вкус это было просто чудовищно, но я был тупица и пил, просто чтобы доказать, что я такой же крутой чувак, как остальные. Когда фильм закончился, и я стал шариться по улицам один в темноте, эти копы подобрали меня, отвезли на холм в другой части города, отлупили и оставили там. Я так и не забыл ту историю. Пить я от этого не перестал, зато утратил всё уважение к копам. Нет, конечно, хорошие копы тоже где-то есть, мне они просто ни разу не попадались. С тех пор я взял за привычку всегда огрызаться на копов – может, поэтому мне хорошие и не попадались.
И вот сижу я там, читаю меню, слышу голос: «Могу я принять ваш заказ?», и вижу ну очень хорошенькую девчонку. Она мне широко улыбается и говорит: «Привет, Брайон! Что ты здесь делаешь?» Я начинаю ломать себе мозг, вспоминая, откуда я ее знаю. Она и правда мне показалась знакомой, и чтобы выиграть время, я сказал:
– Пришел проведать свою старушку. Ей только что сделали операцию. Я не знал, что ты тут работаешь.
– Только на этой неделе начала. Но ты же знал, что я вернулась, да?
– Ага, – сказал я. Мозги у меня кипели, я не мог вспомнить, кто она.
У нее были кайфовые длинные темные волосы с угольным отливом – длинные волосы с челкой меня просто сводят с ума. Не очень-то многим девчонкам идет такая прическа. И большие красивые глаза, темно-серые, с черными ресницами; ресницы у нее были реально длинные, но настоящие. Я долго изучал девушек и в таких вещах разбираюсь.
– Ничего себе ты вырос, – сказала она. – С нашей последней встречи, наверное, на целый фут.