Значит, опять Стэмфордская больница. Ситуация, в которую я попал, оказавшись на четвертом этаже, если вспомнить, была даже несколько комичной. Опять позвонил Гэвин, и на сей раз его ровный спокойный голос звенел от предельного напряжения: «Он настаивает на выписке, и вы должны приехать сюда как можно скорее». Я сообщил, что еду по Стэмфорду с максимально разрешенной скоростью. Однако мне передалась нервозность Гэвина, ведь, если Уильям Ф. Бакли-младший «настаивает», к этому следует отнестись с максимальным вниманием.
Наконец я приехал в больницу. Папа ждал меня в конце коридора в спортивной бело-зеленой полосатой фуфайке, в какой играют в поло, и синем греческом головном уборе, какой он обычно надевал на яхте. В руках он держал трость и, как ни странно, роман «Отцы и сыновья» Александра Во, который я прислал ему на День отца. Папа сидел в кресле-каталке и мягко обуздывал желание увезти его из коридора 1) Гэвина, 2) двух медицинских сестер, 3) старшего врача отделения, 4) представителя администрации Стэмфордской больницы и 5) черного гиганта-санитара по имени Морис.
Завидев, как я бегу к их живописной группе, напоминавшей сцену выхода монарха, Гэвин вздохнул с облегчением. Он наклонился к папе и что-то сказал ему, словно пропел ребенку или человеку, не вполне адекватному: «Билл, здесь Кристофер. Это Кристофер. Кристофер здесь. Правда, здорово?»
Глава 8
Мы чудовищно опоздали
Папа улыбнулся. Ему было приятно видеть меня, и, хотя я знал, что его любовь ко мне глубока и терпелива, еще я отлично знал, что его не совсем нормальная улыбка скорее относится ко мне как к средству перемещения, чем выражает его отцовские чувства.
Я понимал его — кому хочется оставаться в больнице? — однако его положение не давало возможности выбирать: папа был в очень плохом состоянии. Милый Морис, добрый Морис повторял:
— Мистер Бакли, мы отвезем вас в вашу палату, ладно?
Однако Лев Права был против. Нет и нет. Папа улыбался и качал головой, твердо отвечая Морису:
— Нет! Я собираюсь пообедать с моим сыном. Он уже здесь. Кристофер отвезет меня домой. Поедем, Кристофер.
Кристофер посмотрел на Гэвина, Гэвин посмотрел на Кристофера, и милый добрый Гэвин сделал еще одну храбрую попытку, старательно изображая одного из «Соседей мистера Роджера», терпеливо объяснить папе, что отъезд из больницы не лучший выход из положения:
— Билл, нам нужно постоянно следить за вашими почками. За вашими почками.
Папа изобразил свою новую улыбку и неторопливо покачал головой, словно Гэвин хотел его одурачить.
Гэвин попытался еще раз:
— У вас не все в порядке с ПОЧКАМИ.
Мне не понравилось, как он это сказал. Примерно таким образом доктора говорят, когда имеют в виду сердце. Нам всем известно о том, что́ может быть с сердцем. Это насос, который перекачивает кровь, и он должен качать ее бесперебойно. Но когда врачи начинают что-то там лепетать о почках — органах, — это вселяет страх.
Папа отмахнулся от беседы о почках.
— Нет и нет. Я еду домой. — Он состроил победную мину. — Сегодня мы с Кристофером вместе обедаем. Правда, Кристофер?
Кристофер же только и мечтал о том, чтобы порадовать любимого отца. В то же время Кристофер чувствовал, что, увозя своего любимого папу из больницы, наперекор державшим его дюжине рук, он наследит в коридоре, что вовсе не будет способствовать элегантному исчезновению. А потом что? По дороге домой остановиться возле «Барнс и Нобл» и купить популярную книжку о болезнях почек для самообразования (что-то, вроде «Болезней почек для чайников»)?
— Папа, — произнес я, — вот что я тебе скажу. Давай-ка вернемся в постель. НЕНАДОЛГО. И доктор Гэвин постарается выяснить, что с тобой происходит.
— Нет, нет, нет. — Папа покачал головой и крепко ударил ладонью по подлокотнику. От улыбки не осталось и следа, на лице появилось выражение, похожее на страх. — Сегодня мы вместе обедаем. У нас будет чудный обед. Я сам все организовал.
Он схватился за мою руку. Боже, что творилось у меня на сердце! Ни к чему подобному я не был готов: несчастный отец, отвергнутый сыном. Всеми своими фибрами человек тянется помочь старику. Собственно, это contra naturam (используя присказку УФБ) говорить «нет» тому, кто растил тебя, одевал, кормил с самого рождения, — увы, в папином случае этот естественный долг имел и другую сторону; тем не менее у меня было такое чувство, словно я нарушаю четвертую заповедь. Чудовищная, непосильная ноша для тех детей, у которых родители страдают болезнью Альцгеймера. «Нет, мама, не надо совать пальцы в блендер, ладно?»