— Откуда мне знать?
— Ты правильно отвечаешь, откуда тебе знать. А я знаю. Комиссар начинается не с беседы или с митинга. Не с того, что пропесочил тебя за что-то… Наипервейшая задача его — накормить людей и в бане помыть! С этого обыкновенного дела и начинал он свои обязанности. Для комиссара нашего важнее всего было, чтобы солдат в окопе чувствовал себя как в собственном доме. Дошло? Но, если схоронился ты во время атаки или в засаде храпел — пощады не жди. Суровый мужик был.
Туманов помолчал.
— Забота с еды начинается, но на ней не кончается. Главное, чтобы комиссар людям верил и они ему верили. Как-то немцы с самолётов сбросили листовки. Солдату лучше не читать эти поганые бумажки, потому что в них сплошной яд и обман. Один из нас не выдержал, прочитал любопытства ради. Что, думаешь, было? Комиссар нагоняй ему дал? Ничего подобного! Комиссар спросил: «Ну, доволен остался, что прочитал вражескую листовку?» Солдат со смехом ответил: «Не бойтесь, товарищ комиссар, не уговорят они меня ни в какую! Своих не предам, как советуют, и к единоличному хозяйству не вернусь, как обещают. Пусть-ка, накось, выкусят!»
Ну и похохотали мы тогда до упаду. И комиссар вместе с нами. Потому людям верил! Посему и уважением солдатским пользовался.
Комиссар, как я думаю, должен уметь смеяться. Честное слово, это ему по штату положено!
Был такой у нас один рядовой, который часто промашку давал. Одним словом, оплошность допускал.
Как-то приехали в наш полк, на передовую, артисты Большого театра. Среди них один солидный дядя оказался небритым. Спрашивает он, стало быть, у комиссара «Где тут у вас можно побриться?» — «Спуститесь в мою землянку, — ответил ему комиссар, — там найдёте всё, что нужно для бритья». Сам комиссар куда-то отлучился, а на пост заступил тот самый автоматчик, который донельзя часто промашку давал. И что же он видит? Из комиссарского блиндажа выходит незнакомец и, глянув в сторону немцев, начинает петь во всю глотку: «Дайте, дайте мне свободу!» Часовой решил, что незнакомец вроде бы неприятелю сигналы подаёт, и арестовал по всем правилам. Артист обиделся, выступать отказался. Но комиссар так смеялся, что и артист развеселился. А автоматчик тот даже благодарность заработал.
Помнится ещё ближний бой под городом Изюмом — сладким городом. Неожиданно атаковав, фашисты добрались до нашего штаба; кто под рукой оказался, тот и пошёл врукопашную. В разгар схватки вижу я, из-под штабной машины чьи-то сапоги торчат. Подумал, это наш шофёр схоронился. Я лезу под машину, говорю: «Люди дерутся, а ты тут прячешься?» А это не шофёр, фриц спрятался. Вцепился он мне в горло, дышать не даёт. Я терять сознание начал, и вдруг слышу комиссаров голос: «Тут под машиной ещё два фрица!» Вытащили нас обоих за ноги… Отдышавшись, я проясняю обстановочку: «Это я, Туманов, — говорю, — а другой натуральный фриц!»
Ну смеху было! И опять комиссар смеялся с нами.
ЖРЕБИЙ БРОШЕНВозле бурелома из искалеченных сосен ротный устроил перекур, хотя Азату ой как не терпелось идти и идти.
Всё выше и выше поднималось солнце. Его яркие лучи весёлыми бликами играли на листьях, покрытых росой.
— Не надумал, а? — попыхивая самокруткой, обратился ротный к Азату.
Понимай: не решил пойти ко мне в адъютанты?
Азат только пожал плечами. Вот те раз! Обговорили же все ещё утром. К чему, дескать, трепаться без толку?
Туманов вздохнул, затоптал окурок, и пошли они дальше.
Их останавливали дважды тайные посты, окликая шагов за двадцать, требовали пароль, однако беспрепятственно пропускали, как только узнавали Азата Байгужина. Да и сам ротный Туманов был достаточно известен.
— Гляньте, вот и наш штабной шалаш! — обрадовано сказал Азат.
Не успели Туманов и Байгужин подойти к шалашу, как навстречу им вышли командир с комиссаром.
— Разрешите доложить, прибыл по вашему приказанию! — произнёс по-уставному Туманов.
— Здравствуйте, — кивнула ему Оксана Белокурая.
— Любимов, — представился комиссар, пожимая руку ротного. — Туманов Андрей Борисович, если не ошибаюсь?
Командир роты лишь головой кивнул. Любимову предстоит пролить много пота, чтобы заслужить любовь и уважение отряда, перед тем как утвердиться в новом звании. Без этого комиссар не комиссар!
Любимов и сам, пожалуй, понимал, что к чему, вёл себя на равных.