Мишка замешкался. У него с плеча сползал вещевой мешок и не держалась на спине свернутая плащ-палатка.
— Ты скоро? Боишься пузо намочить?
Мишка бросился в лужу. Теперь терять нечего.
Месить грязь привыкаешь быстро, вроде бы всю жизнь только этим и занимался. Но вот что плохо — не смей лишний раз поднять голову. Демаскировался — значит, обрек операцию на провал. Да и жизнь свою под угрозу поставил.
Они передохнули лишь тогда, когда до домика лесника оставалось с полкилометра. До него, правда, еще кружить да кружить. Но хорошо уже то, что они преодолели самый опасный участок пути — проклятый большак.
— Устроим малый привал, — предложил Любимов, вытирая вспотевший лоб и стирая с лица прилипшие комья грязи.
Комиссар долго смотрел в бинокль, но ничего подозрительного не обнаружил. И тут раздался выстрел.
— Замри! — приказал комиссар.
Оба разведчика распластались на земле, до боли в ушах прислушиваясь, не повторится ли выстрел?
— Откуда, по-твоему, стреляли? — наконец спросил Любимов.
— Как будто из домика… Что, не так?
— Так… — подтвердил комиссар. — И ничего нам, брат, не остается, как ползти на выстрел.
Мишка кивнул. На выстрел так на выстрел! Комиссар проверил диск автомата.
— Твой заряжен? — спросил он.
— Как же иначе? Чай, не в гости идем.
— Тогда двинулись.
— Двинулись.
— За теми кустарниками я возьму правее, а ты левее, — прошептал комиссар. — Следи за мной и за домом. Понял?
— Понял.
— В случае опасности дашь знать. Свистеть-то умеешь?
— Свистеть-то! — расплылся в улыбке Мишка. — Можем!
— И вот еще что: ты страхуешь меня, если мне придется проникнуть в дом. Представляешь?
— Представляю. С тем и расползлись.
От солнца шла такая теплынь, даже не знаешь, от чего больше взмок, от пота или болотной жижи.
Комиссар взял правее, а Мишка пополз левее и чуть позади. Ему ведь приказано страховать комиссара. А значит, гляди в оба! Не зевай, одним словом.
До домика оставалось совсем немного, когда Мишка, скосив глаз на ближайший пень, чуть не вскрикнул. А, опомнившись, тихо свистнул…
— Там вроде кто-то лежит. Вон под тем пеньком, — кивнул.
— Бери на мушку дверь.
Любимов ползал, как ящерица, хотя и был длиннющий: ноги в одних кустарниках, а голова уже в других. Он пополз к пню, но тут же вернулся.
— Убитый! — прошептал он. — При нем никаких документов, только вот этот пистолет. Не нравится мне такая обстановочка. Вот что, твоя задача прежняя. А я рискну пробраться, в дом.
Любимов рывком сорвался с места, согнувшись, пробежал несколько шагов и, прильнув к стене домика, вытянулся во весь свой рост. Осторожненько толкнув дверь, кивнул помощнику: дескать, мотай сюда!
Они вошли в дом, и Мишку-поваренка даже в жар бросило. Перед ними в луже крови лежал Туманов, а рядом, спиной к двери, стоял Азат Байгужин, направив карабин на какую-то женщину. Та стояла лицом к стенке, поэтому видеть их не могла.
— Что тут происходит? — окликнул комиссар.
Азат вздрогнул и мгновенно направил карабин на вошедших.
— Ты чего, своих не узнаешь! — завопил Мишка, хотя и сам едва узнал Азата: лицо у друга было какое-то застывшее, а взгляд — отсутствующий.
— Байгужин, что тут произошло? — спросил комиссар.
Байгужин молчал.
— Кто убил Туманова?
Азат словно не узнавал их, хотя и глядел во все глаза.
— Азат, это я, Мишка! — И поваренок громко всхлипнул.
Ну-ка перестань! — прикрикнул Любимов. Байгужин продолжал безучастно смотреть на них.
— Запоздали мы с тобой, Миша, — вздохнул Любимов и стянул с головы пилотку.
ЧЕРНОМОРДЫЕ ОВЧАРКИ«Значит, женщина связана с немцами. Нужно скорее уходить отсюда, — размышлял Любимов. — Лишь бы фрицы не успели перерезать пути отхода, дали бы перейти большак. А там, там мы будем почти, что у себя дома…»
Над могилой Туманова все постояли молча, не стреляли, хотя Туманов и заслуживал всяческих воинских почестей.
Затем комиссар отозвал в сторону Мишку и сказал:
— Байгужина я освобождаю от охраны, сам видишь, не в себе он. Порядок следования будет такой: ты за ведущего, за тобой Байгужин, а за той сатаной иду я сам. Не собьешься с пути?
— Средь белого дня да сбиться!
— Так что валяй!
…На обратном пути опять усердно работали локтями и коленями. Мишка старался держаться самого короткого пути, чтобы выйти к тому кряжистому дубу, под которым сидел партизанский пулеметчик, ну тот самый, которого угощали махоркой.