Они навсегда останутся в её памяти вот такими, скорбно-смятенными. Она стояла и думала: «Может, вам, будущим мужчинам, уготовлена ой какая нелёгкая судьба! Я-то её могу представить, а вам она даже ещё не мерещится! Но при всех обстоятельствах вас будет поддерживать в дни невзгод чувство Великого долга, которое рождает мир романтических подвигов. Расставание с вами нелегко. Вы, не осмысливая того, внесли в жизнь отряда чувство семьи, домашнего уюта, чего все взрослые бойцы лишены с первого дня войны. И теперь отряд невосполнимо лишается детского смеха, наивной привязанности мальчишек».
Партизаны, вернувшиеся из боя, обычно делились с мальчишками тем скудным запасом, что оставался у них в карманах или вещевых мешках: сухарями, кусочками сахара, отдавая им большую долю.
Отправляя мальчишек за тридевять земель, она сама словно кусок отрывает от своего сердца.
Большая земля тоже в заботах, тоже в нужде. Неизвестно ещё, в какие руки парнишки попадут.
«И если кто вздумает злоупотребить доверием мальчишек, пусть знает, наломаем бока!» — грозит Оксана Белокурая мысленно кому-то.
Всё-таки, что же она скажет им перед разлукой? «До скорой встречи, мальчишки!», или «Будьте счастливы, боевые друзья!». Скосила глаза на часы — время истекало.
— Доброй ночи! — шагнула командир отряда из тени на лунную лужайку.
Мальчишки, услышав её голос, хором приветствовали её:
— Здравствуйте, товарищ командир! Услышав голоса, явился Иван Иванович.
— Готовы? — спросила его Оксана Белокурая.
— Всё в ажуре, — пытаясь выглядеть весёлым, ответил фельдшер. — В полной мере, так сказать…
Оксана Белокурая ловила обращенные к ней взгляды мальчишек, полные мольбы и отчаяния. Глаза как бы говорили: одно ваше слово, и нелепейший приказ будет отменён!
«ДОБРОЙ НОЧИ, БРАТЦЫ»
Впереди и по флангам, как и полагается, шёл всевидящий дозор. Под его охраной основные силы: дядя Ваня, радист Голосуев, человек пять партизан и «щенячье племя», как обозвал Голосуев отъезжающих ребят.
Отмахали уже километров пять-шесть, но привала не делали. Разговор не клеился. Все вроде бы приуныли: «За что от хлопцев отступаемся?»
Партизаны размашисто шагали, придерживаясь тени кустов и деревьев: луна щедро струилась голубым светом.
— Гей, чего повесили носы? Хотите, братва, я вам про римских цезарей расскажу? — предложил Голосуев, — он был в отряде вроде «Последних известий» или «От Советского Информбюро».
— Валяй! — буркнул бородатый старик.
— Ну раз масса требует…. Римские цезари, между прочим, имели большое пристрастие к военным действиям. Чуть что лезут против Карфагена или там против Испании. С греками ссорились и французов не жаловали, которые назывались в то время галлами. Ну а солдаты — другое дело, им осточертела война. Они стали отлынивать и улепётывать, как только противник оказывал сопротивление. Видя такое дело, один цезарь римский, фамилию и имя-отчество уже не помню, стал отсылать перед боем всех коней в тыл. Представьте себе такую картиночку: сунулись кавалеристы в овраг, где только что оставили коней, а их там нету! Ха, ха ха! Ничего себе ситуация! Однако никто не рассмеялся, как ожидал Голосуев.
— Вы что, лопухи, словно в рот воды набрали? Чего, спрашиваю, вас не слышно? — спросил Голосуев.
— Какой там смех! — От полного расстройства чувств Иван Иванович демонстративно сплюнул.
Голосуев собрался было подбросить ещё что-то смешное, но тут вышел командир второй роты Буянов из мрака леса навстречу им.
— Доброй ночи, братцы. Всё подготовлено.
— В случае чего поднимите людей, — попросил Иван Иванович.
— Не сомневайтесь. Мы вовремя явимся.
— Пока, бывайте.
— Бывайте…
И Буянов словно растаял. И снова замелькали меж кустов и деревьев неверные тени, то исчезая в густых зарослях, то обретая человеческий облик на освещенных луной полянках.
Вскоре к группе Ивана Ивановича бесшумно присоединились хозяйственники во главе со старшиной Сундуковым. Они так тихо подсоединились, что даже замыкающие не почувствовали, что их полку прибыло.
— Я решил явиться на место сосредоточения одной мощной группой, — улыбнулся Сундуков, обнажив белые ровные зубы.
Старшина — вылитый горец: густобровый, черноглазый, с орлиным профилем.
— Что-то я не вижу вашего краснобая? — спросил Сундуков.
— Вон он там, Голосуев, среди хлопцев.
— Опять треплется?
Во всём отряде не сыскать такого франта, как Сундуков. Бляшка начищена до «золота», а на сапоги посмотришь, как в зеркале себя увидишь. Даже во время жаркой схватки он умудрялся сохранить франтоватый вид.