— Что-нибудь случилось? Надо перевязать?
Ланге смотрел себе на ноги, тяжело дышал.
Помолчав немного, он ответил:
— Я упал, скользко. Перевязывать нечего, — Ланге потрогал рукой ссадину, залпом выпил два стакана чая и, не раздеваясь, лёг на постель в комнате командира.
Как ни томительны были часы ожидания транспорта, вечер наступил быстро. Ерошин зажёг лампу. Ланге и Стемсон громко разговаривали в комнатушке. Чистяков прошёл к ним и положил на стол обеденный паёк.
— Вы у немцев в тылу бывали? — неожиданно спросил его Ланге.
— А сейчас мы где?
— Нет там, дальше, — в Финляндии, в Норвегии?
Чистяков усмехнулся, как будто удивляясь наивности этого вопроса.
— На никелевых рудниках тоже были? — вступил в разговор Стемсон.
— Был, везде на своем пузе излазил: и на Никеле, и на Западной Лице, в Норвегии, — Чистяков начал нервничать.
— Ох, эти рудники! Они дали немцам много никеля, — Стемсон покачал головой. — До последних дней работают шахты… У меня идея! — вдруг воскликнул корреспондент. — Мичман! Вы можете хорошо заработать.
— На чём? — насторожился Чистяков.
— Напишите статью для нашей газеты. Ну… — он сделал большую паузу, взглянул на своего соотечественника. — Ну, например: «Концессия "Монд Никель" последние дни в руках врага». Вы интригующе должны изложить материал. Рудники работают до последнего дня. Вдруг наступление, русские выбивают врага из Заполярья — и Никель ваш. Вы видите шахты, ценнейшее американское оборудование — оно брошено врагом в панике.
Чистяков стоял задумчивый, пытаясь понять, чего от него хотят. Опять вспомнил совет Антушенко.
— Знаете, что я скажу вам? Раз последние дни в руках врага, пока суть да дело… Сами всё увидите.
— Напрасно беспокоитесь. Деньги сразу. У нас очень быстро делается… Решено! — перебил Стемсон, протянув карандаш и бумагу.
Чистяков сел на скамейку, положил на колени руки. С минуту он молча смотрел на Ланге и Стемсона.
— Я охотой в своё время увлекался, — нарушая молчание, начал мичман. — Для приманки на озеро сажал деревянную утку. Как живая была, ничего не скажешь, чистая работа. Поверите, даже крякала. Волна чуть качнет её, а она кряк-кряк. Но вот как раз в этом был изъян. Не умела она по-настоящему крякать, и я часто возвращался с охоты без пуха и пера. А однажды рассердился, сжёг это чучело на костре, — Чистяков достал кисет, стал закуривать.
— К чему вы рассказали эту сказку? — спросил Ланге, прислонившись к стенке землянки.
— А к тому рассказал, что вы грубо крякаете! Свернут вам шеи хозяева… — Чистяков не выдержал, сплюнул и вышел в матросский кубрик.
Когда мичман ушёл, Ланге наклонился к Стемсону и тихо шепнул ему на ухо:
— Болван!
— Что это?
— Значит, дурак. Учите русский язык. Чёрт вас надоумил с этой корреспонденцией. Американское оборудование… Молчите, умнее будете, — Ланге возмущённо покачал головой и вытянулся на койке. Он представил себе сопку около моря, обрыв. «Да, если бы не тот кустарник, лежать бы мне мёртвым на граните под скалой», — подумал Ланге, вспоминая, как он сорвался с гребня сопки, изучая местность. Холодок прошёл по его телу. Он снова подозвал Стемсона.
— Медлить больше нельзя. Сегодня ночью мы перейдём линию фронта. Дорогу теперь знаю.
Стемсон промолчал.
Ланге поднял глаза в потолок, нижняя челюсть его отвисла, голова наклонилась. С большими паузами между словами он проговорил:
— Бог услышит нашу мольбу.
Тревожно всматривались в ночную темь матросы роты разведки, Антушенко и Федин. Уже час они лежали на гребне Муста-Тунтури, ждали возвращения Ломова с пятью матросами. На опорном пункте немцев ещё не раздалось ни одного выстрела, и это как-то успокаивало. Прошло ещё два часа, но по-прежнему стояла тишина. Терпеливое ожидание стало постепенно переходить в тревогу.
— Молодец! Действует обдуманно, не горячится, — шепнул Антушенко на ухо Федину, но по голосу чувствовалось, начальник штаба волнуется.
— Может быть, мне с одним взводом выдвинуться вперёд? — спросил Федин.
— Пока незачем.
Ломов сидел в траншее, соединяющей первую и вторую линии обороны противника. Только что мимо него дважды прошёл немецкий развод в три человека. Сергей даже перестал дышать, прижался к граниту траншеи, но быстро успокоился; за несколько часов он впервые почувствовал тяжесть автомата и разложенных по карманам гранат.
За ним в двух шагах сидели Борисов и Шубный. Троих матросов во главе с Титовым лейтенант оставил в стороне для прикрытия отхода.