- Тащи своё барахло на "поляну"!
У Александры зазвенело в ушах, сердце её бешено застучало. Из боязни спугнуть удачу она удержалась от радостной улыбки и, потупив взор, быстро, в два захода, перенесла на новое место матрас с постелью и свои немногочисленные вещи из тумбочки. Теперь её ближайшей соседкой стала Оксана, чья шконка была рядом, у окна, а наискосок от неё, тоже у окна, в углу, находилось ложе самой Тамары Валентиновны. В тот же вечер новая "семейка" угостила Александру сервелатом, сыром, бананами и шоколадом. Александра от волнения давилась этими яствами и вместе с ними глотала свои благодарные слёзы. Впрочем, она понимала, что её перемещение в камерную "элиту" - своего рода аванс, который ещё придётся отрабатывать. И прежде всего, нужно обеспечить себе собственные хорошие передачи, чтобы делиться ими с "семейкой".
Однако совершенно не было ясности в вопросе о том, кто же будет приезжать к ней на свидания. Со школьной подругой и двумя кузинами она почти утратила связи, вспоминая о них лишь в дни рождений, чтобы торопливо поздравить их по телефону и забыть до следующего года. Трудно было представить, чтобы эти немолодые, семейные женщины могли регулярно совершать дальние поездки ради встреч с нею и доставки продуктов. К тому же это было бы так унизительно: встречаться в колонии с теми, кто помнил её молодой, подававшей надежды, полной честолюбивых замыслов. Увидев её за колючей проволокой, каждая из этих женщин неизбежно подумает: "Как же плохо она кончила!"
Оставались её бывшие мужчины. Из проживавших в Ордатове она могла припомнить человек пять. Но к настоящему времени все они, за исключением Каморина, были женаты. А с недотёпой Камориным она в своё время обошлась нехорошо, расставшись с ним ради другого мужчины. Он вполне мог затаить на неё обиду. Не оттого ли не приезжает? Что же ей делать? Написать письма кузинам и школьной подруге?
В состоянии мучительного недоумения она прожила до субботы пятнадцатого июля. В тот день сразу после обеда ей сообщили, что к ней на свидание пришёл человек. Она сразу догадалась, что это, конечно же, Каморин.
Сквозь заляпанное стекло, которое делило пополам темноватое помещение для свиданий, она увидела знакомые черты и в очередной раз, как всегда в последнее время, удивилась: что у неё могло быть с этим невысоким, почти маленьким полуседым человеком с одутловатым лицом и неуверенным, точно просящим взглядом из-за толстых стёкол очков? Уж точно не любовь, конечно, но ведь когда-то он всё же немного нравился ей, волновал её... Куда же всё делось? Ей стало остро жалко себя - жертву неумолимого времени, особенно безжалостного именно там, где она сейчас находилась.
Он увидел, что её глаза заблестели от слёз, и схватил телефонную трубку, лежавшую на столе, который был на его половине помещения, за стеклом. Она догадалась сделать то же самое.
- А я привёз тебе шоколад и апельсины, - услышала она в трубке его знакомый голос, который теперь показался слабым, надтреснутым. - А также копчёную колбасу и мясные консервы. Помню, что ты любишь всё это. Ещё носовые платки и кое-что из белья...
- Спасибо огромное! - воскликнула она, обрадованная его предусмотрительностью. - Всё это здесь очень нужно! Мне бы ещё сигареты...
- Ты начала курить? - удивился он.
- Нет, здесь это своего рода валюта, за которую можно получить многое...
- Хорошо, привезу. Как тебе живётся теперь?
- Сказало бы, что хуже некуда, но только здесь особенно хорошо понимаешь, что на самом деле всегда может быть ещё хуже. В неволе человек так уязвим для чужой жестокости!
- Жестокости предостаточно и на воле. Мы же все жестоки: это качество сформировано у нас всей нашей жизнью, более того: у нас оно в крови. Это наследие нашей жестокой истории, которая наполнена свирепыми завоевателями и кровожадными тиранами. Когда твои "болотные" друзья победят, вся жестокость, которая скрыта в наших душах, выплеснется наружу. Мы увидим террор похлеще тридцать седьмого года.
- А ты думаешь, они победят?
- К сожалению, всё идёт к этому. Цээрушные "Слухи Москвы" денно и нощно одурманивают россиян, заряжают их ненавистью к нынешней власти, готовят из них пушечное мясо для господина Надильного или кого там госдеп поставит вместо него. Власть почему-то терпит и эту подрывную пропаганду, и коррумпированных бюрократов вроде Гомазкова, которые компрометируют её. Рано или поздно это приведёт к катастрофе, потому что, как известно, вода камень точит. В Москве случится переворот, и затем либо провинция покорно последует за столицей, либо разразится гражданская война. Уж не знаю, что хуже...
- Ты заранее оплакиваешь власть, которая в лице одного из своих представителей лишила тебя работы.
- Потому что это всё-таки власть, избранная народом. Наши люди, что бы там про них ни говорили, ценят демократические процедуры и охотно участвуют в них. Они всегда делают разумный выбор в пользу наименьшего зла из возможных. Например, в Оржицком районе они избрали добросовестного бюрократа Жоголева и отказали в доверии наглому популисту Костерину. Ну а Жоголев уволил меня, потому что сделать это ему рекомендовали другие бюрократы. Хотя бы потому, что я имел наивность сунуться к Гомазкову с просьбой о снисхождении к тебе. Всё логично.
- На что же ты надеешься?
- Лично у меня благодаря гипертонии есть шанс умереть до того, как случится катастрофа. А для страны очередная голгофа станет, может быть, началом спасения. Ведь сейчас мы просто медленно угасаем, сходим на нет: смертность у нас превышает рождаемость, а темпы экономического развития одни из самых низких в мире. Возможно, роковые испытания станут для нас толчком к возрождению, как это уже не раз случалось в русской истории. Русские на протяжении веков прошли через многие голгофы, каждый раз поднимаясь из праха более сильными, чем были прежде. Вспомним монгольское завоевание, смутное время, эпоху Петра Первого, нашествие Наполеона и вторую мировую войну. Голгофой был и коммунистический эксперимент, который всё-таки дал и кое-что хорошее. Большевики выступили отчасти в роли культуртрегеров, насадив в стране всеобщее образование и современную индустрию. Они создали чудовищный режим, который сокрушил ещё большее зло - фашизм. Быть может, предназначение России в том и состоит, чтобы проходить через голгофы, разведывая для человечества новые пути. Сейчас Россия противостоит хищному Западу, который навязывает миру своё откровенное, бесстыдное доминирование. Кто знает, возможно, мы сокрушим и это зло...
Каморин увлёкся, разгорячился и вдруг, с заблестевшими глазами и задрожавшим от волнения голосом, стал похож на того молодого, наивного неудачника, человека не от мира сего, каким она знала его когда-то, к кому она испытывала отчасти насмешливую, отчасти материнскую жалость. Старые чувства к нему проснулись в ней, и, чтобы скрыть их, она спросила его с откровенной насмешкой:
- Ну и как же ты теперь живёшь, патриот?
- Работаю внештатным сотрудником в "Вечернем Ордатове". Пиковец сказал, что ему специально звонили из комитета по печати и потребовали, чтобы он не брал меня в штат. Но писать в качестве фрилансера, под псевдонимом - это не возбраняется. Мой псевдоним: Артём Наследов, от девичьей фамилии моей матери. Ещё я начал сдавать однокомнатную квартиру, которая осталась от моей бездетной тётки. Она умерла два месяца назад...
- Ты можешь и мою сдавать. Что ей стоять пустой...
- Ты оформишь на меня доверенность?
- Я даже выйду за тебя замуж. Если ты не против, конечно...
- Конечно, я не против, - закивал головой и заулыбался он, с засиявшими от слёз глазами.
"Несчастный, нелепый человек, которому из боязни свободы непременно нужно кому-то принадлежать, хотя бы только женщине, которая не любит его, и жестокому государству!" - думала она о нём с презрительной жалостью.
А Каморин всё улыбался и смотрел на неё сквозь пелену радостных слёз.