Он совсем забыл про дитя. Нет, не забыл - не хотел вспоминать.
- Пусть его сегодня же вывезут из дворца в самый далёкий замок, так далеко, чтобы невозможно было найти.
- Ваше величество! - изумлённо вскрикивает маг.
- Я всё сказал, Гримсо. Ты слышал мой приказ, иди.
- Но имя... хотя бы подарите ему имя, - молит королевский наставник.
Ветер поднимает опавшие листья, травинки и палочки, несёт их по садовым дорожкам, заставляет поклониться земле цветы, треплет кроны деревьев, разгоняет тучи, пуская луну чертить белую неровную ленту на тихом пруду. «И сама природа потускнела с её уходом», - думает опечаленный король.
Он сглатывает горькую вязкую слюну и выдыхает в наступающую ночь:
- Лиён-Ка́ми.
Ветер подхватывает слова и покидает сад, торопится разнести новость по миру.
- Вы дали ему недостойное имя, - старик поднимается, покорно склоняется перед повелителем, и только сгорбившиеся плечи поют его скорбь.
- Он заслужил.
- Не его вина в том, что королева Айрис умерла при его рождении.
- Пусть и так...
Король устало закрывает глаза. Он знает, прекрасно понимает, что мальчик невиновен, но обида на всевышних, которая места не находит в его душе, словно в клетке дикой кошкой беснуется, зло рычит на свет и добро, жаждет отмщения, позволила ему смалодушничать.
Недостойное имя? Нет, скорее оно роковое.
Лиён-Ками - «приносящий горечь».
- Уже поздно... - раскаявшись, шепчет король. Он корит себя за необдуманный, сотканный из эмоций и минутной слабости порыв, но уже поздно.
Уже поздно что-либо менять, ветер разнёс весть: приносящий горечь пришёл в этот мир.
~ ღ ~ ღ ~ ღ ~
Живым тяжелее, чем мёртвым. Мёртвые спят беспробудным сном или рождаются в новом мире, не помня о прошлом, живые же обречены на муки до смерти, ибо в этом их наказание.
Ты наказан, строптивый король, посмевший бросить богам вызов. Ты играл жизнями других, уносил их на войну и расправлялся безжалостно с врагами, теперь пришёл черёд небес играть с тобой.
~ ღ ~ ღ ~ ღ ~
Как темнота ужасна после света,
Так и беда - острее сердце бьёт вслед сладости момента,
И память побыстрей забудет радость, чем ненастье,
Ведь в нашем смертном мире нет доподлинного счастья.
~ ღ ~ ღ ~ ღ ~
20 лет спустя
~ ღ ~ ღ ~ ღ ~
Беда приходит не одна...
- Сколько-сколько? - усмехается пожилой коллектор. - Девушка, вы первый раз магию сдаёте? Оно и видно... больше пятнадцати серебряных я вам не дам, а в других ломардах вам и этого не предложат.
Да он точно знает, в этом городе он заправляет ценами, и какая же удача, что наивная птичка залетела как раз именно на его вывеску.
Тина прикусывает губу, раздумывая. На дюжину серых монет можно снять комнату на неделю в недорогой гостинице вместе с завтраком и ужином, но у неё времени - больше недели, и билет до центра материка будет стоить состояние... и когда магия стала такой дешёвой?
- Я ещё осмотрюсь, и если ничего лучше не найду, приду к вам, - Карлитина забирает оставленную на прилавке помятую шляпку.
Уже у двери её окликивают:
- Нет, постойте, девушка, я дам двадцать! Чисто из желания помочь, вы только зря время потеряете, ища сделку повыгоднее.
Он безбожно врёт, не страшась гнева богов. Но какое ему дело до кары всевышних, когда у него перед носом такая возможность сорвать куш?
Рука Тины замирает на ручке двери. Она так устала, целый день на ногах, и горло сводит жажда, потому что летняя жара до костей пробирает, плавит воздух, что дышать больно.
- Хорошо, - она вздыхает, сдаваясь, и поворачивается обратно к коллектору.
- Рад, что вы передумали... - он благосклонно улыбается, в душе ликуя. Если эта девушка сказала правду про свою магию, то монет на сто он точно озолотится, когда передаст её нужным людям. Доноры нередки в наше время, но в их крови так мало течёт волшебства, скудные, протухшие капли магической крови даже на артефакты плохо идут, а вот у дипломированного мага, должно быть, одна десятая литра будет стоить пары породистых лошадей. «Вместе с каретой и кучером», - потирает мысленно заграбастые ладошки старый коллектор-пройдоха.
Хозяин ломарда вытаскивает из нижнего ящика массивного шкафа шкатулку, полную пустых шариков размером с напёрсток. Девушка, подавляя брезгливость, вынимает из крошечных ножен, что подал ей коллектор, ножичек, который не чистили, наверное, со дня творения, прислоняет лезвие к указательному пальцу, морщась, рисует тонкую линию, что тут же окрашивается в алый.
Магия нехотя просыпается в уставшем теле, ленивой рекой стекается от сердца к кончикам пальцев, Карлитина накрывает ладонью пустой стеклянный шарик, прикрывает глаза, посылая силу в вакуум. Хранители один за другим пьют серебристую чистую магию, наполняясь до краёв.