— А я сейчас работаю в стационаре, — неожиданно призналась Алка и улыбнулась, словно прочитала его мысли. — Предлагали место в поликлинике, но там и платят меньше, и работа неинтересная. Я ведь по микропедиатрии специализировалась… Хотела пойти в Центр семьи и брака, но потом передумала и не жалею… Половину наших ребят я потеряла из виду, в том числе и тебя. А помнишь, как после госэкзаменов мы все чуть ли не на крови клялись, что будем поддерживать отношения?
Андрей вяло кивнул. Меньше всего ему хотелось сейчас беседовать про студенческие годы, что-то вспоминать, но после того, как он увидел Алку, всплыло неприятное воспоминание… В маленькой общаговской комнате многолюдно, дымно, пахнет пролитым дешевым вином. Алка, уже совсем пьяная, безвольным мешком висит у него на шее. Потом ей делается плохо. Он поднимается с кровати вместе с ней и тащит ее в умывальник. Покрашенная зеленой краской стена туалета качается перед глазами. Алка никак не хочет укладываться спать на нижний этаж двухъярусной кровати-«вертолета». Она, словно неваляшка, упрямо поднимается и снова виснет у него на шее. Глаза у нее огромные и сладкие, как мед, губы жаркие и жадные. Он чувствует ее руку, расстегивающую его ширинку, и мгновенное, острое желание пронзает его до самых кончиков пальцев. Алка прижимается к нему и целует в шею. Он понимает, что не стоит поддаваться — они только друзья, не больше, и она к тому же пьяная. А «вертолет» раскачивается перед глазами, и ему хочется все сильнее, а рука ее такая умелая…
— Все, хватит, я больше не могу терпеть, — говорит Андрей.
— Ну и не надо, — отвечает Алка, — падая спиной на кровать и увлекая его за собой…
Наутро она выглядела больной, с отекшим лицом, с размазанной под глазами тушью. И он испытал неожиданное облегчение, когда она вдруг сказала:
— Знаешь, ни тебя, ни меня эта ночь ни к чему не обязывает, договорились?
— Договорились, — согласился Андрей, преисполненный благодарности за эти ее слова. Обычно женщины, наоборот, стремились быть ему обязанными, нужными, необходимыми. А вот Алка не захотела. Да и, конечно, зачем ей это? Она умная, сильная, нацеленная на карьеру. Был период, когда он видел, что нравится ей, наверное, даже очень, но все, слава Богу, давно прошло…
А сейчас она сидит рядом, чертит пальцем на белой скатерти непонятные узоры и как ни в чем не бывало говорит о том вечере, после которого он якобы стал звать ее Алкой. Что Андрею всегда не нравилось в бывших любовницах, так это ужасная манера в любой компании пытаться протянуть хлипкую нить интимности, якобы заметную только им двоим. Мол, ты-то помнишь чудные ночи, которые нас с тобой связывали? Он ничего не хотел вспоминать. Ему хотелось смотреть в Оксанины синие глаза, гладить подушечкой большого пальца ее гладкие, ровные ногти, вдыхать ее запах. А с Алкой он с удовольствием поговорил бы в другой раз, тем более что ее мужик за соседним столиком явно начинает нервничать.
— Ты что, с мужем пришла? — вдруг спросил Андрей с бестактной прямотой.
— Нет, с коллегой по работе, — ответила она и усмехнулась. — Я не замужем. Все работа да работа. Так и останусь на всю жизнь старой девой.
— Ой, Алка, не кокетничай, — он покачал головой, — ты и в институте не больно замуж стремилась, и теперь, наверное. Все, кто хотел, уже давно семьями пообзавелись. Значит, тебе просто было это не нужно. По-моему, за тобой ухаживали очень даже многие.
— Было дело, — согласилась Алка и, как пианист по клавиатуре, побарабанила своими короткими крепкими пальцами по краю стола. — Ну мне, пожалуй, пора. Тебя, Андрюшка, и вас, Оксана, заранее поздравляю с предстоящей свадьбой. Бог знает, сколько лет еще не увидимся… Счастья вам, здоровья, любви. Естественно, детишек. Как педиатр, я просто не могу вам этого не пожелать. Ну всего доброго!
Она встала и пошла обратно к своему толстому мужику, покачивая довольно стройными бедрами.