— О, Плетнева! — громко воскликнула она, с неожиданной радостью, по-деревенски раскидывая в стороны руки. Оксана почувствовала, как внутри у нее все сжалось. С того самого момента, как «китовый ус» из чашечки вонзился в ее грудь, она возненавидела Усачеву, самим фактом своего существования напоминавшую ей о собственной бедности и плебействе. Но сегодня Нелька, видимо, неудержимо хотела общаться. Она пристроилась рядом и, что самое неприятное, взяла Оксану под локоток.
— Ну откуда ты здесь? Какими судьбами? — голос у нее остался все таким же противным и мяукающим, а выражение лица глупым, как, впрочем, и вопросы, которые она задавала.
— В театр пришла. Спектакль посмотреть, — Оксана пожала плечами.
— И я, представь себе, тоже!.. Нет, обычно мы с мужем ходим только на премьеры, но сегодня почему-то не хотелось ни в ресторан, ни в клуб… Мы даже подумали, а не сходить ли нам в кино, а там поцеловаться на заднем сиденье, как в юности? Но, к сожалению, во всех кинотеатрах сейчас мебельные салоны, пришлось выбираться в Маяковского.
Оксана смотрела, как шевелятся на широком, с раскосыми глазами лице тонкие карминовые губы, и думала о том, что Нелька, наверное, никогда в жизни не целовалась в кинотеатре. Даже выражение-то выбрала сугубо автомобильное — «заднее сиденье». Да, собственно, и смысл ее реплики был отнюдь не в «сиденье» и не в «кинотеатре». «Ударные» слова: «муж», «ресторан», «клуб» — Усачева выделяла довольно четко. Наверное, предполагала, что собеседница немедленно начнет кусать локти и рвать на себе волосы от зависти.
— Девушка, вы заходите или нет? — недовольным тоном поинтересовалась женщина, стоявшая сзади. Действительно, из дамской комнаты вышли уже два человека, а Оксана бестолково стояла перед дверью. Обрадовавшись возможности избавиться от Нельки, она виновато развела руками.
— Ничего, я еще раз зайду с тобой, — успокоила ее та. — Все равно прическу толком не поправила.
Оксана вздохнула и покорилась судьбе. Когда она вышла из кабинки, Усачева все еще стояла перед зеркалом и пыталась развернуть рыже-каштановый кончик пряди волос строго к ямочке между ключицами.
— Ну что, пойдем в фойе? — без особого энтузиазма предложила Оксана.
— Зачем? — Нелька махнула рукой. — Давай поболтаем здесь до третьего звонка. Иначе мой строгий супруг схватит меня и уведет в нашу ложу. По его понятиям, неприлично шататься по буфетам и туалетам до последней секунды… Эх, а помнишь нашу студенческую юность? Какие мы были бесшабашные, чихать хотели на все условности!
Оксана вяло улыбнулась. От Усачевой, ее глупого трепа у нее начинала болеть голова. Где-то за столиком ждал Андрей с бутербродом и пепси, а она вынуждена была выслушивать бывшую сокурсницу.
— Послушай, меня ждут, — она решительно поправила сумочку на плече.
— Муж? — впилась в нее глазами Нелька.
— Да, муж.
— Ой, как здорово! Значит, ты тоже замужем?.. А твой где работает? Мой в нашем посольстве во Франции, сейчас в отпуске… Знаешь, Оксанка, мы уже привыкли произносить как штамп: «Там другая жизнь, там другие люди!» А ведь на самом деле там совсем другая жизнь и другие люди. Там женщина может чувствовать себя женщиной, ну как птица чувствует себя птицей… Это так естественно! Мне, кстати, недавно один французик сказал, что в русских есть какой-то особый тяжеловатый шарм. Представляешь, тяжеловатый? Я сначала даже обиделась, а он объяснил, что это ничуть не хуже, чем утонченность француженок. И вообще это даже не тяжеловатость, а наполненность, глубина… А твой-то где, как?