— Я буду жить здесь?
— Да.
Дверь позади меня захлопнулась, и я медленно пошла вперёд, разглядывая людей на тонких матрасах — все они были женщинами. Некоторые казались изнурёнными. Другие выглядели ещё хуже — почти как скелеты.
Неровные полы были покрыты грязью, повсюду бегали насекомые, а ткань на матрасах была разорванной и грязной.
Спустя несколько секунд пребывания в этом ужасном месте, картина происходящего становилась всё более ясной. Никто из наших людей в Праге не хотел покидать свои дома, но мы не имели другого выбора. Я была уверена — мы стали пленниками за преступления, которых никогда не совершали.
Я выбрала матрас поближе к земле и рухнула на него. Я чувствовала, как моё тело расслабляется после столь долгого стояния. После недолгого отдыха до меня донеслись стоны людей и запах аммиака, напомнив мне об истинной реальности происходящего. Облупившаяся краска на стенах и заколоченные затемненные окна вызывали у меня тоску по моему прекрасному дому. Но вместо этого я была здесь, чувствуя себя абсолютно несчастно и безнадежно в этом мрачном здании с витающем вокруг запахом смерти. В этой комнате, полной незнакомых людей, я была совершенно одна.
Пружины матраса впивались в моё тело сквозь тонкий слой хлопка. Я знала, что ещё не скоро смогу заснуть в условиях полнейшего дискомфорта, которое я ощущала.
Но я всё же помолилась перед сном.
Я оплакивала маму, но боль была слишком сильной, чтобы справиться с ней в одиночку. Мне хотелось отвлечься на некоторое время.
Глава 6
Эмма
Заканчивая читать о том, как бабушка попала в концлагерь, я слышу, как ее дыхание сменяется тихим посапыванием. Не желая надолго отрываться от чтения, кладу книгу в сумку и пользуюсь возможностью найти туалетную комнату, а затем место, где можно перекусить. Но, едва покинув палату и пройдя по коридору, я сталкиваюсь с доктором Беком, пока он проверяет карточку какого-то пациента.
— Эмма, — приветствует он.
Голос звучит глубже, чем мне запомнилось утром, но все также профессионально.
— Доктор Бек, — отвечаю я.
Он кажется немного взволнованным, когда из папки, которую он держит под мышкой, выпадает лист бумаги. Мы оба наклоняемся, чтобы поднять его с пола, но доктор делает это быстрее. Выпрямляясь, он поправляет свои бумаги и немного прочищает горло:
— Можешь называть меня Джексон.
— Джексон, — исправляюсь я, — прошу прощения за мою бабушку.
Он кладет планшет под мышку, туда же, где находится папка, и складывает руки перед собой.
— За что ты извиняешься?
— Она не должна была так настойчиво себя вести.
Улыбка появляется в правом уголке его губ, и он переносит вес с одной ноги на другую:
— В это сложно поверить, но моя бабушка точно такая же. На самом деле, она делает все возможное, чтобы смутить меня.
Чувствуя себя неловко от такого не совсем непринужденного разговора, я поправляю сумку на плече:
— Что ж, видимо, сегодня все это я беру на себя, — чувствую, как румянец расползается по моим щекам, они сейчас скорее всего ярко-розового цвета.
— Берешь все на себя? — спрашивает он, — значит, ты бы предпочла никуда сегодня не идти? Обещаю, меня это не обидит, если тебе не захочется встретиться со мной.
Не желаю звучать так, будто жалуюсь:
— Нет, конечно, хочу, — я пытаюсь закрыть рукой свой рот, чтобы не сказать лишнего, — это не то, что я имела в виду.
— Хорошо.
Его лицо растягивается в ухмылке, превращая глаза в узкие щелочки. Затем Джексон, нежно хлопнув своим планшетом по моей руке, прощается:
— Увидимся вечером, Эмма.
Моя рука все еще прикрывает лицо, пока я иду дальше по коридору. У меня есть парень. Я не могу пойти на свидание с кем-то просто потому, что он очень симпатичный доктор, или моя бабушка заставляет меня чувствовать себя виноватой. Это продолжается уже шесть лет. Майк не понравился моей семье в первую же секунду их знакомства. В свою защиту скажу, что он не всегда был таким, так мне кажется. Ну, или я просто не замечала этого тогда. Не знаю.
Я беру перекусить в киоске и отправляюсь на задний двор, там прямо под низкой нивой нахожу скамейку для пикника. «Будем надеяться, что здесь есть Wi-Fi». Достаю лэптоп из сумки, открываю его и ставлю на стол. Мгновение, и десятки электронных писем появляются на экране — все внутри сжимается.
Я вижу только темы сообщений, но, клянусь, в каждой говорится о какой-то проблеме, которую нужно решить. Карьера всегда была для меня на первом месте, но сегодня я с трудом могу об этом думать.