Я влетаю на стоянку «Панеры» и вижу маму, стоящую перед входом и опирающуюся на одно бедро, с раздраженной гримасой на лице, пока ее пальцы неистово стучат по кнопкам на телефоне.
Совсем неудивительно, что через пять секунд, пока я паркую свой джип, раздается телефонный звонок. Если б она не была так занята, набирая мне, то увидела бы, что я приехала еще минуту назад.
Я решаю не брать трубку и иду к ней, наблюдая, как она разговаривает сама с собой. Я предполагаю, что как раз сейчас ее перебросило на автоответчик, и как только ступаю на тротуар, в метре от того места, где она стоит, она начинает свое «Эмма, ты где?» сообщение:
— Ты уже на две минуты опоздала, и я волнуюсь, вдруг что-то произошло. Пожалуйста, перезвони сразу, как получишь это сообщение.
— Я здесь, мам, — говорю ей и улыбаюсь в надежде, что это поможет смягчить ее рассерженный взгляд.
— О, — говорит она, — я искала тебя. Ты ведь знаешь, что обед в час дня.
— Я работала с клиентом, мам, и опоздала всего лишь на две минуты, — напоминаю ей. Я быстро обнимаю ее и целую в щеку, прежде чем сделать несколько шагов к двери.
— Прости, просто у меня сегодня плохой день.
На секунду мое сердце перестает биться, когда я начинаю перебирать в голове список того, что могло пойти не так, вызывая такое подавленное выражение ее лица.
— И что случилось?
— На самом деле ничего не произошло, — начала она.
— Бабуля в порядке? — спрашиваю я. С тех пор, как десять лет назад умер дедушка, мы по очереди навещаем ее, поскольку она отказывается от того, чтобы ее «забрали» из дома и «поместили» в дом престарелых, или морг, как она это называет.
— Да, с ней все хорошо, просто немного злится.
— Почему?
Мама закрывает лицо рукой и качает головой:
— Я не знаю, Эмма. У нее снова участилось сердцебиение, и она уверена, что сегодня умрет.
Мама часто драматизирует, но бабушка обычно не разбрасывается словами о смерти, так что я понимаю, почему она так взволнована.
— Я заеду к ней после обеда, и дам тебе знать, когда увижу, что с ней все в порядке. Это тебя успокоит.
Сделав вид, что я не сказала ни слова, мама открывает дверь «Панеры» и заходит внутрь. Я понимаю, как она не может смириться с мыслью, что бабушки может не быть рядом, я чувствую то же самое, но мама еще и настраивает себя на беспокойство каждый день.
Мама молча встает в конец очереди, прищурившись смотрит на меню перед тем, как достать очки из сумочки.
— Ты всегда заказываешь куриный сэндвич на гриле. Выберешь сегодня что-нибудь другое? — спрашиваю я ее.
— Нет, просто смотрю, может быть они добавили что-нибудь новое в меню.
— Не думаю, что что-то поменялось с прошлой недели, ¬— говорю, пытаясь сократить время изучения каждой колонки.
Она снимает очки, возвращая их обратно в сумочку, и оглядывает несколько человек, стоящих в очереди:
— Эмма, — шепчет она, — ты видишь его вон там? — она указывает на мужчину в начале очереди и работающего за кассой. Должно быть он одинок и свободен… в противоположность мне, ведь я в отношениях. Но она, тем не менее, предпочитает этого не замечать.
— Нет, — говорю ей, — не надо.
— А он симпатичный, — говорит она с усмешкой. Я очень рада, что теперь ей лучше, но делает она это за счет меня.
— Пожалуйста, хватит, мам, — бормочу я, не скрывая раздражения.
— Я хочу внуков, ¬— отвечает она нараспев.
— Мне всего лишь тридцать один, — возражаю я, — еще куча времени.
— Я не хочу, чтобы ты ждала так же долго, как я, Эмма. Рядом с тобой я чувствую себя старой курицей, и мне это не нравится. К тому же, нравится тебе это или нет, твои часики тикают, а ты с неправильным мужчиной, — она чувствует необходимость добавить это.
— То есть ты действительно считаешь, что мне стоит попробовать с кассиром в ресторане быстрого питания? Я — карьеристка с некоторым количеством долгосрочных целей, и запоминание номеров позиций в меню не входит в их число.
Вот как проходит обед каждый раз, когда я встречаюсь с ней в течение недели. Я люблю маму до смерти, и мне нравится проводить с ней время, но мы не сходимся во взглядах на мою личную жизнь, мою карьеру, мой образ жизни или диету. На самом деле, иногда мне кажется, мы находимся на совершенно разных планетах.
— Мам, не волнуйся за меня, хорошо? Я разберусь со всем.
— Я всегда буду волноваться, Эмма. Ты моя дочь. Ты не счастлива, и это очевидно.