«Кому нужен звук, когда все, что они показывают — плохие новости со всего мира? Террористы-смертники, убийства, террористические атаки — все это так печально и удручающе».
Я не могу заставить себя смотреть на то, о чем сейчас сообщают в новостях, поэтому закрываю глаза и отключаюсь от мира.
Если бабушку оперируют, значит, она в достаточно хорошем состоянии, чтобы врачи решились на операцию, иначе они бы не стали ничего делать. Но я все еще чувствую тяжесть в груди. Цепляюсь руками за подлокотники и стараюсь успокоить дыхание. «Все будет хорошо. Точно будет». Я не готова прощаться с бабушкой.
Дверь в комнату ожидания наконец-то открывается.
— Мам? — спрашиваю я, так как не вижу входящего.
Нужно было подумать о том, кто это может быть, и подождать, пока она войдет. Теперь я вижу, что это не мама:
— Джексон! — пытаюсь встать, но боясь того, что он может сказать, я чувствую, что мои ноги будто зацементировали.
Джексон садится рядом и кладет свою руку поверх моей:
— Твоя бабушка восстанавливается.
— Правда?
— Да, но у нее был еще один инфаркт. Ее сердце остановилось, и нам пришлось ее реанимировать. Нам удалось удалить тромб с помощью тромболитика и быстро до него добраться, что хорошо. Чем больше закупорены сосуды, тем более уязвимы мозг и другие части тела перед повреждениями. Нам повезло, что она уже находилась здесь, в госпитале. Это был лишь вопрос времени до следующего приступа, если бы мы не поставили стимулятор. Фибрилляция предсердий является причиной образования тромбов, и даже одного хватает, чтобы закупорить артерии. Наша процедура прошла успешно, но я также ввел твоей бабушке сильные лекарства, чтобы замедлить сердечный ритм. Он контролируются монитором, что поможет ее сердцебиению не опускаться ниже шестидесяти ударов в минуту.
— С ней все хорошо? — только это я и могу выговорить.
— Сейчас сложно сказать, ее только перевели в палату. На данный момент все выглядит хорошо, но нужно будет сделать больше тестов, когда она полностью придет в себя.
— Стой… — в голове крутятся сказанные ранее слова, — моя бабушка минуту была мертва?
О напряжения у меня болит лицо — челюсть и вокруг глаз, и пусть я знаю, что она жива, это не умаляет мою тревогу.
— Ее сердце остановилось на минуту, но это не была смерть как медицинский диагноз. Нам нужно было заставить ее сердце биться вновь, на несколько мгновений ситуация стала критичной, — Джексон говорит, сильнее сжимая мою руку, — ты звонила семье?
— Да, — со всех сил стараюсь сдержать слезы, потому что разговор с ним не дал мне надежду, в которой я нуждаюсь. Мне кажется, он о чем-то умалчивает, или не говорит обо всем, чтобы это потом не оказалось ложью.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он, осторожно, наклоняя голову, чтобы посмотреть в глаза, — ты очень бледная, и я волнуюсь.
Киваю, потому что не уверенна, что смогу врать, говоря «нет».
Дверь в комнату ожидания снова открывается, и Джексон убирает свою руку, напоминая мне, что врачи обычно не утешают членов семьи так, как он сейчас это делает. Мама влетает внутрь, панически жестикулируя:
— Что происходит? — спрашивает она, задыхаясь.
— Ваша мама сейчас в послеоперационной палате… — начинает Джексон.
Он пересказывает ей ту же информацию, что сообщил мне, и я, вместо того чтобы слушать дважды, сосредотачиваюсь на мамином лице: боль и сердечные переживания выражаются в слезах, наворачивающихся на ее глазах.
— Так в итоге мы ничего не знаем сейчас? — спрашивает мама.
— Она жива и держится, — напоминает Джексон.
Мама прижимает кулак к груди и садится, на лице выступает более глубокая степень изнеможения:
— как долго ждать, чтобы она пришла в себя?
— Это не должно занять много времени, — говорит Джексон.
— Эмма, бабушка подписывала документы о доверенном лице, отвечающем за разрешение на операцию и за разглашение конфиденциальной информации? — спрашивает мама.
— О доверенном лице?
— Ну, она, скорее всего, не смогла ничего подписать, раз все произошло так быстро, — продолжает она.
— На самом деле, она все подписала вчера ночью, — говорит маме Джексон, осторожно избегая моего взгляда.
Теперь я знаю, что Джексон был в курсе бабушкиных решений насчет операции, раз она на нее заранее согласилась. Все было подстроено так, чтобы я пошла с ним сегодня на ужин, а он все знал заранее.
— Я пойду проверю, как там Амелия, — произносит Джексон, быстро сжимая мамино плечо, — скоро вернусь.
Как только за ним закрывается дверь, мама разворачивается ко мне: