— Я тоже не из тех, кто встречается с девушками на одну ночь, так что, конечно, польщена. — Он отстраняется и смотрит на меня сверху вниз. Убирает руку с моей спины и мягко касается щеки. — Я на самом деле прекрасно провел сегодняшний вечер. Мне бы хотелось встретиться с тобой снова… и не только в больнице.
— И я этого хочу, — отвечаю ему, стараясь не показаться слишком увлеченной, поскольку знаю, что мужчины любят азарт погони. Во всяком случае, именно об этом мне бесчисленное количество раз твердила бабушка: «никогда не нужно слишком облегчать жизнь мужчине».
— Как насчет пятницы? Ужин и скучный фильм, может быть?
— Скучный фильм? — переспрашиваю я.
— Да, скучный фильм, — повторяет Джексон. Он отходит, открывает мою дверь шире. — Поезжай осторожно и извинись за меня перед своей мамой. Я знаю, она не хотела, чтобы ты возвращалась домой слишком поздно. — Он быстро подмигивает мне, когда я сажусь на сиденье.
— Дом моей мамы, — бормочу я себе под нос.
— Она любит тебя. В этом нет ничего плохого. Я бы тоже за тебя переживал, если бы ты принадлежала мне.
Не уверена, что мне удастся проскользнуть незамеченной в три тридцать утра, но я собираюсь разыграть невинность, надеясь избежать нежелательного допроса о «свидании». На цыпочках в носках пробираюсь по ковровому покрытию в коридор и иду на кухню, стараясь не разбудить маму, если она еще спит. Но она стоит у плиты в халате и что-то готовит.
— Что ты делаешь? — недоуменно спрашиваю я.
— Обычно мне уже не для кого готовить завтрак, так что, когда в Риме…
— Готовишь блинчики?
— Ой, помолчи, — отмахивается она. — Ну-у-у? Что ты собираешься мне рассказать?
— Ох, мам, — хнычу я. — Я правда не хочу говорить об этом. Мне так хочется оставить все при себе и предаваться мечтам в одиночестве.
Лопатка падает на стойку, и мама поворачивается ко мне лицом, держась за раковину позади себя.
— Все прошло прекрасно? — спрашивает она взволнованно.
— Да, а теперь хватит. — Я не могу отделаться от мысли, что, по крайней мере, разговор о моем свидании дает маме возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме здоровья бабушки.
— Нет, нет, нет, нет, мне нужно больше. Мне нужно что-нибудь, пожалуйста! — умоляет она. — Он хочет остепениться и завести детей?
— Да ладно, мам. Так вот как ты добилась папы?
— Это низко, — огрызается она в ответ, сузив на меня глаза.
— А если серьезно, неужели думаешь, я стану спрашивать Джексона, не хочет ли он остепениться и завести детей, на первом свидании, которое никто из нас не назначал?
— В тридцать один год? Да, я думаю, это важно.
— Ты бредишь, — тяжело вздыхая, говорю я ей.
— И не замужем, — напоминает она мне.
— Видишь? Может быть, если бы ты сбавила обороты, тоже нашла бы кого-нибудь.
— Ты зануда, — сообщает она мне.
— Вся в тебя, — улыбаюсь я.
— Это точно. — Она подбегает ко мне и обхватывает за шею, а затем покрывает лоб влажными поцелуями. — Иди, начни готовить кофе. Он нам нужен.
— Я собираюсь после завтрака отправиться в больницу, чтобы проведать бабушку, прежде чем мне придется отсиживать задницу в «Старбакс» и доделывать все свои дела. Если хочешь, я могу встретиться с тобой в больнице после того, как ты закончишь работу, и принести нам ужин или что-нибудь еще, — предлагаю я ей.
— Это было бы прекрасно, милая. Спасибо.
Мама накладывает блинчики и ставит их на середину кухонного стола.
— Так он тебя поцеловал?
Я роняю голову на руки.
— Мама, прекрати.
— Ну же, мне нужна хотя бы крупица информации.
— Нет.
— После всего, что я для тебя сделала, не бросишь мне маленькую, крошечную, ничтожную косточку, чтобы я могла прожить день. Я так переживаю из-за бабушки. Просто дай мне повод улыбнуться.
— Мамы обычно не радуются, когда их дочери целуются с мужчинами.
— Мамы, которые хотят, чтобы их дочери остепенились и подарили внуков, очень даже.
— Ты говоришь как сумасшедшая, — заявляю я ей.
— Нет, я просто хочу для своей дочери самого лучшего. И в этом разница.
— Я только вчера рассталась с Майком, ты что, забыла? Я не собиралась прыгать в постель к кому-то через шесть часов.
— Ладно, послушай. Я не жду, что ты прыгнешь к кому-то в постель. Я просто спросила, целовалась ли ты. О боже, так вот почему тебя не было дома до трех тридцати?
— Серьезно? Ты до последнего ждала и не позвонила мне?
— Пожалуйста, — говорит она так, словно делает одолжение, не преследуя свою тридцатиоднолетнюю дочь.